Весь остальной затем наряд казаков, получающих содержание от Военного министерства, прекратить, исполнив это немедленно по прибытии в Восточную Сибирь нижних чинов, назначенных на усиление местных команд».
Времени, однако, на такие преобразования у якутского казачьего наряда было предостаточно: раньше конца мая появление нижних чинов местной команды в полном составе никак не представлялось возможным из-за известных сроков вскрытия Лены ото льда.
Впрочем, связанные с этим вопросы улаживать предстояло откомандированному сюда на службу начальнику новой Якутской команды. Прибытие офицера ожидалось в конце января — начале февраля. Известно, что полицейские задачи, как в самом Якутске, так и в области, казаки исполняли еще долгое время.
Кстати, в приложении к упомянутому приказу назначили размеры «жалованья нижним чинам в год: ...фельдшеру — 33 руб. 60 коп., фельдфебелю — 10 руб. 55 коп., унтер-офицерам — 4 руб. 05 коп., барабанщикам и горнистам — 2 руб. 85 коп., рядовым и цирюльникам — 2 руб. 10 коп.... и все прочие довольствия, определенные нижним чинам Якутской, Киренской и Устькутской команд...».
За время пребывания в городе узнал Иван о некоторых обычаях местных якутов; многие из них, хотя и приняли православие, в том числе и стараниями священника Дмитрия Хитрова, продолжали почитать своих богов и исполняли при этом соответствующие обряды. Поклонялись они духам, которые, по их поверьям, обитали в воде и камне, а то вселялись и в какого-нибудь зверя; злые и добрые духи, по верованиям якутов, могли жить и на небе.
Каждодневные заботы для Ивана не были здесь слишком обременительными: после нескольких дней отдыха, когда Домбровский оговорил с чиновниками место расположения будущей казармы воинской команды, облазили Иван с Тимофеем все вокруг, опросили жителей соседних домов, не заливается ли то место весенними водами, прикидывали, сколько камня уйдет на фундамент и сколько нужно будет заготовить леса.
Солдатами поручили заниматься, в основном, унтер-офицеру постоянной якутской команды; поэтому в трескучие морозы Иван с Тимофеем, оставаясь с удовольствием в избе, по привычке уже приводили в порядок мундирную одежду, амуницию, чистили ружья.
А еще с охотой приняли они на себя задачу подносить каждое утро в дом дрова, топить печь да расчищать дорожки к крыльцу, сараю и хлеву, при этом наметали вокруг и без того высокие сугробы.
Водою жители здесь запасались заранее: нарезали лед из реки, хранили его, засыпая опилками, сколько могли, до самого лета, в теплое время на нем же сохраняли продукты.
Зимой лед дробили, заносили в избы, чтобы домашнее тепло стаивало его в воду, а при необходимости отправляли в чугунках в печь.
В те январские дни морозы были необычными даже для этих мест; если бы имелся тогда у солдата термометр, намерил бы он мороза далеко за шестьдесят градусов.
Как-то утром вышел Иван на двор, прихватил из ведра, что стояло в сенях, ковшик воды, чтобы умыться хоть наскоро. Когда вышел на крыльцо, пристроил ковш понадежнее на перила. Мороз, к счастью, без ветра, сквозь полушубок и меховые носки пробирал до костей. Все же надо было плеснуть в лицо несколько горстей воды, и, прежде чем отойти по малой нужде, Иван скользнул взглядом по ровному зеркалу воды. На его глазах вода затуманилась и... превратилась в лед.
Глазам своим не поверив, сунул Иван палец в воду и наткнулся на твердую поверхность ледышки. Поднял он ковшик и перевернул его — вода осталась в посудине.
Иван вернулся в избу и рассказал о случившемся Тимофею. Тот недоверчиво заглянул в ковш и, прищурясь, спросил, не поморозил ли его товарищ еще чего. Потом оставили этот разговор и стали разбирать, чей черед идти за дровами да топить порядком выстуженную избу...
Но даже в такие сильнейшие морозы не прекращалась жизнь в тех местах: до Якутска и дальше, до Верхоянска, возили ямщики людей и почту; многие их пассажиры из купцов и промышленников именно теперь, до февральских и мартовских вьюг, старались закончить свои дела, требующие срочных поездок. Весенние же ростепели, когда дороги становились непроезжими, могли им серьезно помешать — навигация на Лене в районе Якутска открывалась не раньше второй половины мая.
На следующий день мороз, казалось, не уменьшился. Однако, когда утром Тимофей нарочно вышел на двор с ковшом, вода как была в нем налита, так и осталась водою, только хрупкой корочкой покрылась...
Иван еще пару раз пытался заморозить воду в ковше: оставлял на короткое время на крыльце, даже дул на нее тайком, но потом эту затею бросил. А случай необычный в памяти остался.
Хоть и коротки были зимние дни, тянулись они медленно.
Однако ж минула, наконец, последняя неделя января, наступил февраль.
Тимофей попал в рекруты на два года позже Ивана, но тоже, как участник Кавказской войны, имел право на отставку и к 1 января этого, 1868 года выслужил нужный срок. Отказываться от отставки он не собирался — ждала семья, с которой в последние годы, как наладилась почта, переписку вел постоянно: писал о себе, узнавал новости из дома.