– Что… не вижу нихрена. – политрук вдруг ахнул. – Стоп! Нихрена себе! Точно лука толсит, тьфу ты, рука торчит, то есть. Да до него как минимум четыре сотни метров. Как ты попал? Да еще без оптики…
– Два их было, один умный, усел усе… – огорченно прокомментировал якут. – Отсюда я плохо его видеть. Надо ходить, искать место стобы поймать. Есть есе, много есть немса снайпел, я видел…
– Надо же… – политрук присел и привалился спиной к стене траншеи. – Объявляю благодарность красноармеец Петров. Ну? Не слышу.
– Слусю Совескому Союсу…
– То-то же, – удовлетворенно хмыкнул Уланов и сам себе сказал. – Вот тебе и готовый снайпер. Ладно. Но одному тебе будет несподручно. Кого бы в пару… – он провел взглядом по Ване, Мамеду и Деревянко. – Я бы сам пошел, да кто меня пустит…
– Ево пусть, – Петруха ткнул пальцем в Ивана. – Мал-мала усить буду. И руссе дай длугой, мой сибко плохой, столона стлелить. Сам не снаю как попала.
«Спасибо тебе добрый человек, мать твою… – зло ругнулся Иван про себя. – Хотя… почему бы и нет, один хер не в окопе сидеть, ждать пока на тебя мина свалится…».
В отличие от подавляющего большинства штрафников Иван чувствовал себя в окопах не очень уютно. Во время выхода из окружения его жизнь зависела от маневренности, он привык выживать в лесах и болотах, так сказать, в стиле: вовремя свалить, а здесь, такой возможности не было. А еще, Ваню дико бесил постоянно засратый ротный нужник, который организовали в отдельной траншее. Туда приходилось ходить как по минному полю.
– Тоже хочу! – вдруг оживился Мамед. – Тоже хочу шайтан стрелять!
Но Уланов только махнул рукой и ушел, на ходу бросив.
– Ждите, пришлю посыльного. Винтовку тебе Петров найдем…
Только он ушел, как начался минометный обстрел.
Ваня сразу забился в нишу в стенке траншеи и принялся тихо материться. Немецкие мины он ненавидел еще больше самих фашистов. Во-первых, они ужасно мерзко визжали в полете, а во-вторых, Ивану постоянно казалось, что мина падает ему прямо на голову. А матюги очень помогали переждать обстрел.
Через пару секунд в нишу втиснулся якут.
Помолчал немного, и трагически сообщил.
– Я сколо умилай.
– Что случилось? – Иван ошарашенно уставился на него. – Заболел?
– Деда скасал…
– Какой дед? – машинально переспросил Иван, но потом невольно улыбнулся, потому что вспомнил историю с дедом Петрухи, по своей первой попытки выжить.
– Моя деда говолил! – якут зло зыркнул на Ваню. – Не понимаис?
– Понимаю, понимаю, – быстро успокоил его Иван.
– Во сне с дедом говолил, – начал рассказывать якут. – Я спать, он плиходил, говолил, сто я дулак сколо помирать…
Ваня машинально кивал, переслушивая историю про деда и гадал, что на это раз придумал Петруха.
– Но надо думать свой голова, не деда. Засем сталый дулак слусать? А помилай… помилай успею всегда. Тута окопа сидеть сибко плохо, голова падать мина совсем мелтвый будесь…
Иван ругнулся в голос из-за близкого прилета и поторопил якута.
– И что ты придумал?
– Ласведка моя и твой ходить! – гордо сообщил якут. – Плосить командила ходить ласведка! Ласведка холосо, куда хотеть туда и ходить. Окопа сидеть не нада.
– Да кто нас пустит в разведку?
– Пустит, – уверенно ответил Петруха. – Сначала снайпел стлелить, потом командила смотлеть как мы уметь и ласведка пустить.
– Ну… – Ваня подивился продуманности якута. – Так может и пустят…
Налет скоро окончился, дело шло к вечеру, штрафникам притащили бачки с едой. Кормить стали гораздо хуже, чем в расположении, но пайки все равно хватало чтобы наесться.
Ваня без особого аппетита черпал ложкой жидкую ячневую кашу с редкими волокнами тушенки и посматривал на начинающее темнеть небо. Вызов от политрука он уже перестал ждать.
Однако, когда ложка стала царапать дно, прибежал посыльный и отвел Ивана с Петрухой к командирскому блиндажу. Но внутрь их не пустили и заставили ждать возле двери. А потом и вовсе шугнули подальше.
Иван сразу почувствовал неладное. Даже по обрывкам разговора, который он успел услышать, становилось ясно, что спокойная жизнь у штрафников вот-вот закончится.
Ждать пришлось долго, наконец вышел среднего возраста подполковник с сильно недовольной, злой мордой и в сопровождении свиты из нескольких человек свалил из расположения.
Через несколько минут вышел Рощин и задымил папиросой, увидев Ваню и Петруху он очень неприветливо поинтересовался:
– Какого хера приперлись?
Настроением взводный явно не блистал.
– Товарищ старший лейтенант, нас вызвал товарищ политрук, – доложился Иван.
Сначала, обращения к начальнику по уставу, все эти «разрешите», «так точно» и «никак нет», здорово бесили его, но потом раздражение прошло, мало того, Ивану даже стало немного нравиться.
– А, ну да… – Рощин обернулся и негромко прикрикнул: – Андрей Владимирович, тут ты бойцов вызывал.
– Петров и Куприн? Пусть заходят.
В блиндаже было сильно накурено, сизый дым висел сплошной стеной. Сидевший за колченогим столом ротный угадывался только по фигуре.