Вот тут Иван обиделся, но благополучно в очередной раз потерял сознание.
А пришел в себя уже от свирепой вони в носу.
Громко чихнул, яростно потер предплечьем нос, машинально попробовал сесть, но кто-то осторожно, но настойчиво его придержал.
– Не спеши, милок, не спеши… – ласково приговаривал женский голос. – Ишь, какой прыткий. Во-от… а теперь пробуй…
Ваня открыл глаза и первым делом обнаружил, что совершенно голый, а потом уже увидел пожилую женщину в застиранном белом халате и косынке, с добрым, круглым лицом.
– Вот! – довольно улыбнулась она. – А теперь вставай, милок.
Ваня кивнул, сначала поднялся на локтях, немного помедлил и резко сел на застеленном шинелью топчане, спустив ноги вниз.
– Ерой!!! – снова разулыбалась санитарка и строго прикрикнула. – А ну, Настька, хватит жеманиться! Мужика голого что ли не видела?
Ваня глянул кого она шугнула и увидел густо покрасневшую, совсем молоденькую, глазастую и ротастенькую девчушку, во все глаза пялившуюся на Ваню.
– Новенькая она у нас, – пояснила санитарка. – Не насмотрелась еще. Ну ничего, быстро насмотрится.
– Чего я там не видела, – неожиданно густым голосом, чуть ли не басом отозвалась девушка, но тут же еще сильней покраснела.
Санитарка прыснула и ухватила Ивана за локоть.
– Ну пошли, ерой, вона, взуй ноги в опорки, Варвара Сергеевна помыть тебя велели. Помогай, Настька.
Ваня осторожно отстранился, вдел ступни в обрезанные солдатские сапоги и встал.
Чувствовал он себя все еще скверно, нос, глотка и легкие свирепо саднили, глаза слезились, а голова гудела словно пустое ведро. Но ноги держали.
Санитарки, бережно поддерживая за локти, вывели его из палатки на маленькую полянку, где уже стояли несколько ведер с водой.
После чего, поливая из ковшика, начали мыть в четыре руки.
Обожженная кожа немедленно начала гореть, но Ваня не замечал боли из-за невероятного наслаждения – помыться не получалось уже две недели.
Неожиданно, кто-то начал елозить в паху. Ваня покосился и увидел, как Настя, высунув язык от усердия, старательно намыливает ему мужские атрибуты.
Главный атрибут, от такого бесцеремонного обхождения, немедля начал наливаться твердокаменной силой.
– Ой, мамочки… – взвизгнула девчонка, уронив кусок хозяйственного мыла и уставившись широко раскрытыми глазами на результат своего старания.
– Хех!.. – Пожилая санитарка хлопнула себя по бедрам. – Вот же дурында…
Ваня опасливо повел взглядом, на предмет наличия в непосредственной близости Курицыной с ее страшной линейкой. Курицыну не нашел, зато увидел… Военврача второго ранга Елистратову.
Варвара Сергеевна сидела на пенечке, закинув ногу на ногу, неспешно покуривала и спокойно наблюдала за помывкой Ивана.
От такой неожиданности Ваня попытался прикрыться руками, но руки соскальзывали, а намыленный член все норовил выскочить.
На губах врачихи появилась странная улыбка, но разобрать что она значит Ваня не успел, потому что пожилая санитарка вылила на него целое ведро ледяной воды.
Но атрибут от такого еще больше воспрял.
Варвара Сергеевна подошла и начала бесцеремонно вертеть Ивана, тихо приговаривая при этом:
– Ожоги, ожоги, ссадины – ничего страшного, даже рубцов не останется. Евдокия Михайловна, обработаете зеленкой, теперь резко выдохни, красноармеец Куприн…
Ваня послушно выдохнул и снова зашелся в приступе кашля, правда уже не такого сильного.
– Легкое отравление, – сделала вывод военврач, не обращая внимания на уткнувшийся ей в юбку член. – Глаза слезятся? Носоглотка горит? Голова болит?
Ваня быстро согласно мотнул головой и хрипло поинтересовался:
– Со мной еще было… четверо… где они?
– Все здесь, не переживай милок, живы, – ответила за нее Евдокия Михайловна. – Потравились, контузии, не без этого, но скоро на ноги станут. Ну и тот, который нерусский, чуток обгорел.
Варвара Сергеевна недовольно стрельнула на нее взглядом и, не глядя на Ваню, строго заявила:
– Пару дней побудешь у нас, красноармеец Куприн, отлежишься, а потом в строй. Евдокия Михайловна, найдите ему какое-нибудь белье.
И ушла, подчеркнуто покачивая бедрами обтянутыми форменной юбкой.
Ваня тяжко вздохнул. Во врачиху он успел втюрится без памяти еще в свою первую попытку, а теперь чувство вспыхнуло с новой силой.
Затем Евдокия Михайловна с Настей домыли Ивана, снова в четыре руки измазюкали его зеленкой, выдали ему ветхий и сплошь штопанный, но чистый комплект нательного белья, накинули на плечи куцую шинельку и отвели в палату.
Оказавшуюся обычной поляной, на которой на кучах лапника, покрытых шинелями вповалку лежали во всю судачившие раненные.
– Слышь, Митроха, а за что тебе «Красную Звезду» дали?
– Не поверите… – щуплый красноармеец, баюкающий свою закованную в лубки левую руку, досадливо сплюнул. – За свинью!
– Да ладно брехать… – вразнобой заржали раненые.