— Пятнадцать. В восьмой класс пошел, а толку? Школа в районе. Там же и друзья. Приезжает поздно. Один раз уже в милицию, то есть в полицию, вызывали. Сперли с корешком-одноклассником из ларька две банки пива да попались. Пока предупреждением отделался, в следующий раз обещали на учет поставить. Хотел я его в школу-интернат перевести, да подумал, только хуже будет. А по натуре пацан ничего, добрый. В меня пошел. А насчет Ленки тебе уже наверняка Петрович рассказал.
— Меня слухи не интересуют, Коля.
— Это не слухи, а правда. Сучка моя Ленка, шалава.
— Все, Коля, не заводись, Петрович идет.
В дом вошел Воронцов, выставил из пакета две литровые бутылки коричневого самогона.
— Точно как коньяк или виски, — сказал Николаев. — Цвет один в один.
— Да ты что, Рома? Намного лучше! Первачок — просто слезинка, градусов под восемьдесят. Но пьется легко, не как спирт, и поутру голова не болит, если, конечно, не пережрать.
— С двух бутылок нам ничего не будет.
— Не забывай, вечером к нам пойдем. Марина ждет, да и Катерина тоже.
Гусев улыбнулся и подтвердил:
— Особенно Катька. Она как узнала, на чьи бабки я ей дневную выручку перекрываю, так и пристала с расспросами, как ты да что. С женой или один? Совсем или в гости? А я толком ответить не смог, потому как сам ничего не знаю. Петрович только и сказал, мол, Ромка приехал, надо жратвы взять да сюда принести, и пять штук дал. Еле отмахался я от Катьки.
— Да-да, — проговорил Петрович. — Ей бы тебя, Рома, а не этого сморчка Арсения. Баба-то она справная, чистюля, хозяйственная. С мужем не повезло, так с кем не бывает. А что с Арсением, то не по любви, а по принуждению. Жить на что-то надо…
— Ладно, мужики, — прервал этот разговор Николаев. — Давай продукты, стол накрываем. С горячим проблема, но обойдемся. Ты, Коля, чего в магазине взял?
— А там, кроме консервов, колбасы копченой, рыбы, водки, пива да сигарет, и брать нечего. Остальное просроченное либо не поймешь что. Чипсы, орешки, семечки, лабуда, короче. Катька, правда, лично для тебя сосисок из загашника принесла.
— Так ты что, все пять тысяч ухандокал? — спросил Петрович.
— Зачем? — ответил Николай. — Почти треху сдачи принес. — Он выложил на стол деньги.
Роман сунул их в карман и скомандовал:
— Давайте за работу! Петрович, режь колбасу и хлеб, Коля, открывай консервы. Я стаканы поищу.
— А чего их искать? В комоде они, — сказал Петрович.
Спустя десять минут мужики сидели за столом. Петрович разлил в стаканы по сто граммов самогона.
Гусев поднялся и заявил:
— Хочу выпить за своего друга, за его возвращение домой. — Он повернулся к Николаеву и продолжил: — Вряд ли ты, Рома, надолго задержишься здесь, но ведь приехал, и лично для меня уже это праздник. А если останешься, то еще лучше. За тебя, братан.
Мужчины выпили, немного закусили и взялись за курево. Роман с Николаевым достали по сигарете, Петрович по давней привычке затянулся папироской. Через полминуты Николаеву пришлось открывать форточку, потому как комната заполнилась дымом.
Выпили по второй, по третьей.
Николай повернулся к соседу и предложил:
— Петрович, ты пригласил бы сюда Марину Викторовну, а то идти к вам как-то неудобно. Тут уже все накрыто, а там жене твоей готовиться надо.
Петрович согласился:
— И то верно, чего из хаты в хату бродить. Пойду, скажу жене, чтобы, как только Катька вернется, с ней и приходила сюда.
— Давай! А мы пока с Колей поговорим.
— Понял, мешать не буду. Часа вам хватит?
— Хватит.
— Наливай.
Мужики выпили еще по сто граммов. Сосед ушел.
Николаев повернулся к другу и заявил:
— Смурной ты, Коля.
— Да на душе хреново. Хотя я к этому уже привык.
— Из-за Ленки?
Гусев кивнул:
— Из-за нее.
— А с чего ты взял, что она на самом деле гуляет, вернее, гуляла, а не оговорили ее?
— С чего взял? С натуры.
— Ну, как началось-то? Не хочешь, так не рассказывай. Дело твое, личное, только знаю, выговоришься — полегчает. Об этом разговоре никто не узнает.
Гусев взял сигарету, прикурил и начал:
— Ленку в Москву сестра двоюродная сманила. На рынок торговать.
— Это Нина из района?