Солдат на войне

Я поднял ногу вверх, но осколок не вышел, он сидит внутри. Ох-ох! Санитар из пехотного подразделения, который отстал от своих и которого я захватил с нами, чтобы потом через наш батальон отправить обратно к своим, перевязал меня. Неожиданно мне показалось, что со мной произошло худшее: я потеряю эту ногу! Нет, нет! А затем: она будет негнущейся, как доска. Страшно.

Вскоре подошел лейтенант Шемм. Он очень взволнован. Кто займет мое место? Я предложил своего старого товарища Майера-второго. Согласен. Я попросил его подойти, чтобы объяснить ему все.

– Итак, Майер. Ежедневный рапорт выглядит следующим образом… здесь мой блокнот с листами, над которыми работает каждый.

– Эй, Прюллер, обер-фельдфебель Хейндль тоже ранен, вы можете отправиться с ним.

– Да-да, одну минуту. А теперь смотри сюда, здесь секретные сведения… боеприпасы… довольствие…

– Прюллер, ну давайте же… Вы едете?

– Машины, которые будут в твоем распоряжении… бензин… Теперь еще одно: тебе нужно послать в лес разведывательную группу и…

– Проклятье, Прюллер, оторвите свою задницу от этого…

– Подождите секунду, ради бога… теперь – не забудь вести записи в этих личных делах… и… и…

Мне нужно было сказать так много.

Лейтенант Шемм желает ободрить меня. Он говорит, что осколок удалят в пункте первой медицинской помощи и я смогу остаться в роте. Но я знаю, что означает осколок в колене. Вот для нас уже готов «Штайр», туда загружают еще двух раненых – Хейндля и старшего солдата Тёпля из 4-го взвода. С помощью санитара мне удается сделать несколько шагов, и вот я тоже внутри.

С болью в сердце я оставляю своих чудесных товарищей, с которыми вместе я провел в роте три с половиной года, с которыми уехал на фронт. Увижусь ли я с ними снова? Пусть Бог пребывает с вами, солдаты моей родной 6-й роты, пусть вас не оставляет солдатская удача.

Пункт оказания первой помощи был развернут в нескольких больших палатках. Пришлось немного подождать, пока очередь дойдет до меня. Мною сразу же занялись – ногу одели в шину, сделали один укол от столбняка и еще один укол морфия от боли. Потом меня поместили в одной из больших палаток, где я стал дожидаться эвакуации в тыл.

29 июня 1942 г

Это была ужасная ночь. Шина на ноге позволяла мне спать только на спине, а в этом положении я не могу спать. Всю ночь нас обрабатывали бомбардировщики противника. Некоторые бомбы падали в опасной близости от нас. Вот было бы интересно получить еще одно ранение уже здесь! Хейндль, из которого извлекли множество осколков, переносит боль со спокойствием, достойным восхищения.

Рядом со мной находился фельдфебель из 377-го пехотного полка. Он получил ранение в грудь и теперь лежал в собственной блевотине. Со вчерашнего вечера идет дождь, и у нас нет никакой возможности выбраться отсюда. Санитарные машины, должно быть, застряли в Щиграх, а это в 40–45 км отсюда. Слава богу, что у меня еще остались сигареты.

30 июня 1942 г

Сегодня рано утром нас должны отсюда вывезти. Если это окажется правдой, мне нужно будет позже написать об этом.

Позже. Путь отсюда до Щигров был ужасным. Огромные ямы на дороге заставляли машину совершать прыжки, и внутри ее мы чаще оказывались не на носилках, а вне их. Мы кричали на водителя, но ему не оставалось ничего другого, как продолжать ехать в той же манере, иначе мы просто застряли бы в грязи. Нас вывезли, чтобы доставить в армейский госпиталь в Щиграх, но там нас даже не вынесли из машины. Наши пожитки выгрузили прямо на улице, а нас направили на станцию. Импровизированный госпитальный поезд – товарные вагоны, немного соломы на полу – стоял на путях в готовности к отправке. На Курск. Когда мы добрались туда, то дальше – на Конотоп. А из Конотопа поезд пошел на Гомель.

Мое колено довольно сильно болело, и ночью я снял шину. Я не мог носить ее. Поездка казалась бесконечной. Некоторых из нас высадили в Курске, прочих в Конотопе. Они, бедняги, были настолько тяжело ранены, что больше не могли выдержать дороги. Наконец около полудня 2 июля мы прибыли в Гомель. Там нас на носилках отнесли в центр сбора раненых, расположенный прямо на вокзале. Нам сменили повязки, а на следующий день мы снова были в пути, на другом приспособленном под госпитальный поезде, но гораздо лучше оборудованном. Там, по крайней мере, были набитые соломой матрасы и санитар в каждом вагоне. На каждой станции о нас заботились представители Красного Креста. Мы не успевали съедать и выкуривать все то, чем они нас снабжали.

5 июля мы въехали в Варшаву. Меня отвезли в госпиталь на Добраштрассе. Нас сразу же избавили от вшей и помыли (и это было чудесно). Мне поставили новую шину, гораздо более удобную, чем прежняя. Я почувствовал, будто родился заново, лежа помытым в чистой, белой постели, на свежем белье; в комнате стояло радио, внимательные санитары – все это было похоже на сон.

Рентгеновский снимок показал, что осколок состоял из двух частей и обе застряли в моих костях. Я больше не испытывал боли, но все равно не мог спать – проклятый осколок.