— Некоторые совпадения, — ответил Клетус. — Вы сказали, что у него была только одна рука, — значит, правая, уцелевшая, в результате компенсирующего развития стала очень сильной. И его имя звучит очень похоже на «фортмейн» — дословно: «сильная рука». Эти слова использовали норманны для обозначения своей политики применительно к побежденным ими англичанам, после захвата
Англии в одиннадцатом веке. Такая политика оправдывала любую, необходимую для удержания англичан под контролем, силу. Так вы говорите, он возглавил Заупокойную гильдию, сместив этого Бланта?
— Да. — Мондар нахмурился, — Все это так, Клетус, но, признаться, я не понимаю, почему это так важно.
— Может, и не важно, — согласился Клетус, — Продолжайте. Формейн возглавил эту гильдию и основал вашу экзотскую ассоциацию.
— Для того чтобы это сделать, ему пришлось почти разрушить Союз, но он пошел на это. Формейн поставил иную цель, заменив революцию эволюцией. Эволюцией человека, Клетус.
— Эволюция… — Клетус задумчиво повторил это слово. — Так вы думаете, что процесс эволюции человечества можно сделать управляемым? Каким же будет результат?
— Конечно, точно мы этого не знаем, — ответил Мондар, складывая руки на коленях. — Могла ли обезьяна представить себе человека? Но мы уверены, что семена новых ценных качеств еще должны прорасти в человеке. И мы, экзоты, видим свое предназначение в том, чтобы отыскать эти семена, а обнаружив, помогать их росту до тех пор, пока новый человек не станет частью нашего сообщества.
— Извините. — Клетус покачал головой, — Экзот из меня вряд ли получится. Так что лучше я буду заниматься своим делом.
— Мы никого не принуждаем, — Мондар подался вперед, — Каждый работает на будущее так, как он считает нужным. Единственное, чего мы требуем, — если способности кого-то из нас понадобятся сообществу, он предоставляет их в его распоряжение. В свою очередь, сообщество предлагает каждому все возможности для того, чтобы он мог совершенствоваться физически и умственно и эффективнее выполнять свою собственную работу. Вы знаете уровень своих возможностей. Подумайте, что бы вы смогли сделать, применяя наши знания.
Клетус снова покачал головой.
— Ваш отказ, — ровным голосом проговорил Мондар, — может стать губительным для вас, ибо он свидетельствует о вашем подсознательном желании пойти по пути де Кастриса — поддаться искушению непосредственно манипулировать людьми и событиями, вместо того чтобы посвятить себя делу неизмеримо более важному: борьбе с узостью мышления ради обретения принципов, постепенно поднимающих людей выше всяких манипуляций.
Клетус рассмеялся, но в смехе его было мало веселья.
— Правда ли, что вы, экзоты, принципиально не носите оружие и не применяете его даже для самообороны? И поэтому для своей защиты вы используете наемников типа дорсайцев или заключаете соглашения с политическими группами, подобными альянсу?
— Да, но не по той причине, по которой, как многие считают, мы это делаем, — быстро ответил Мондар, — У нас нет никаких запретов сражаться. Просто возникающие при этом эмоции настолько мешают ясному мышлению, что люди, подобные мне, предпочитают не прикасаться к оружию. Но если вы хотите писать свою книгу по военной тактике или даже иметь и носить оружие…
— Мне кажется, вы меня не поняли, — произнес Клетус, — Ичан Хан мне кое-что рассказал. Когда сегодня утром перевернулась штабная машина, он предложил вам не сдаваться ньюлэндским партизанам живым — по вполне понятным причинам. Вы ответили, что всегда можете умереть. «Мое тело, — сказали вы, — подчиняется только моим приказам».
— А вы считаете, что самоубийство — это форма насилия?
— Нет, — ответил Клетус. — Я просто пытаюсь объяснить вам, почему из меня никогда не получится экзот. В своем спокойствии перед лицом возможных пыток и необходимости самоуничтожения вы продемонстрировали особую форму безжалостности. Безжалостности по отношению к себе — но это только обратная сторона медали.
Вы, экзоты, по сути своей безжалостны по отношению ко всем людям, потому что вы философы, а все философы — люди безжалостные.
— Клетус! — Мондар покачал головой, — Вы понимаете, что говорите?
— Конечно, — убежденно ответил Клетус, — И вы понимаете это так же хорошо, как и я. Учение философов может быть вполне гуманным, но практика, вытекающая из учения, не знает сожаления — вот почему кровопролития и нищета, как правило, сопутствуют воплощению в жизнь философских схем, касающихся благоустройства общества, и воинствующие приверженцы теорий, проповедующие перемены, пролили больше крови, чем кто-либо другой во всей истории человечества.
— Ни один экзот не пролил ни капли крови, — с мягким укором возразил Мондар.