Солдат. Политик. Дипломат. Воспоминания об очень разном

После освобождения я хотел, чтобы меня оставили в покое, дали спокойно работать, и я по-настоящему окунулся в свою новую работу. Но не тут-то было!! За мной постоянно ходил «хвост»! Во время командировок в каждом городе топали одни и те же люди. Даже когда я по делу встречался с кем-то из «молодых», это вызывало повышенный интерес спецслужб.

Задумали мы в министерстве подключить радио и телевидение к пропаганде некоторых наших достижений. Созвонился с Николаем Николаевичем Месяцевым, и он пригласил меня к себе, чтобы обговорить проблему. Но когда мы с ним встретились, нас ни на минуту не оставляли одних – все время вокруг вертелся один из его замов, работавший параллельно в КГБ. Я понимал, что даже такие деловые встречи воспринимались Брежневым очень болезненно.

Тогда не только меня держали «под колпаком». Уже бу дучи послом в Дании, я продолжал встречаться по делам с П. Н. Демичевым и А. Н. Шелепиным. Мы, конечно, опасались всякого рода неприятностей со стороны Брежнева и старались не давать для этого повода.

Так, на встречах с Алексеем Николаевичем всегда присутствовал элемент конспиративности. Он говорил одно, а в то же время на маленьких бумажках писал, что хотел сказать, и передавал мне. Он писал, например, что у меня все нормально, чтобы я продолжал в том же духе.

Всякий раз, когда я бывал у П. Н. Демичева – он был тогда министром культуры СССР, – мы разыгрывали одну и ту же сцену. Он подходил к вертушке и громко говорил, обращаясь ко мне:

– Ну, Николай, скажи, ведь я никакого участия не принимал в твоем выступлении на пленуме?

Я тоже громко отвечал:

– Да, Петр Нилович, это лично моя инициатива. Я сам это выступление написал и сам несу за него ответственность…

О «комсомольском заговоре»

После моего выступления на июньском пленуме в Москве стали распространяться слухи, что в партии готовился мятеж против Брежнева – «комсомольский заговор».

Все это домыслы. Лично я не стремился к власти. Мне власти хватало.

Сейчас почему-то не учитывается обстоятельство, которое тогда имело большое значение: Брежнев со своим окружением, с одной стороны, и мы, «комсомольцы», – с другой, которые придерживались примерно одних взглядов, принадлежали к разным поколениям.

Мои сверстники не участвовали непосредственно в революции. Мы были первым поколением, родившимся в советское время. Но мы, если можно так выразиться, развивались на дрожжах революции. Нашими воспитателями были участники революции и Гражданской войны, активные деятели тех исторических событий. Они служили нам примером.

Я уже рассказывал, что наша любимая учительница литературы Ольга Прокофьевна в восемнадцать лет работала в политотделе Первой конной армии; преподаватель физики, командовавший полком в Гражданскую войну, в школу ходил в военной гимнастерке и галифе. Они были отличными учителями и прекрасными воспитателями, одухотворенными идеями революции. И талантливо, убежденно прививали их нам, своим ученикам. Мы не принимали личного участия в коллективизации и индустриализации, но все это происходило на наших глазах, касалось наших семей.

Наше поколение – первое после революции – получило по-настоящему хорошее образование. Мы хорошо знали нужды простых людей, потому что сами вышли из народа. Мы ценили каждого человека! У нас легко устанавливались контакты с простыми людьми, потому что все мы с ними плечом к плечу воевали на фронте. И там, на передовой, не делили людей на высоко– или низкообразованных. Воевали защитники Отечества, честно, добросовестно выполнявшие свой долг перед Родиной.

Наше поколение отличал еще один важный фактор: у нас были чистые руки. Да, в юношеском возрасте мы были свидетелями репрессий тридцатых годов. Они коснулись и моих родных. Но мы были еще молоды, чтобы вариться в этом котле.

Мы то поколение, которое нормально относилось к людям другой национальности, в том числе к евреям. Когда при мне поднимают «еврейский вопрос», я всегда вспоминаю, как на фронте погибали мои товарищи, в том числе и евреи. Это были славные бойцы, и они до сих пор живут в моей душе.

Я думаю, мы прозевали национальный вопрос. Я в своем последнем выступлении на пленуме сказал, что национальный вопрос – это живой вопрос, что он развивается вместе с развитием нашего общества, что он меня беспокоит. А если говорить о 1967 годе, то тогда еще можно было все поправить. Ну хорошо, Егорычева убрали. Но национальный вопрос остался! Мало того, в годы перестройки он так «расцвел» и «цветет» до сих пор: украинцев настраивают против русских, грузин – против русских, русских – против евреев – и пошло-поехало! Мы же колоссальный вред нанесли стране и партии, не уделив должного внимания национальному вопросу!

Наше поколение оказалось вырубленным войной, потому прошло довольно незаметно в политической жизни страны. Если бы оно не оказалось таким поредевшим, оно смогло бы передать полученную от предшественников эстафету следовавшим за нами. К сожалению, сделать этого нам не удалось.