Солдат Рон

Рон начал медленно поворачивать триплекс, стараясь выхватить хоть какой-то признак недоброжелателей, но это дело было заведомо гиблым, как их и предупреждали. В условиях города, горной местности или жилой застройки, танки становятся слепыми, беззащитными и уязвимыми. Поэтому рядом с ними обычно принято вести пехоту, которая в этот раз почему-то прошла вперёд без танковой поддержки, вопреки всем тактическим правилам Армии Его Величества.

Деревенька существенно пострадала от германского штурма, когда они брали её после прорыва линии обороны, но здания были на своих местах, Рон даже сумел опознать здание, где ранее располагался штаб седьмой пехотной бригады. Сейчас он располагался в Шалон-де-Шампань, перед которым вырыли новые траншеи и выстроили глубокую линию обороны. Оттуда английские войска германцам будет выкурить очень и очень сложно, так как на второй линии возвели новые железобетонные ДОТы, которые снаряжаются крупнокалиберными орудиями и большим количеством пулемётов. Уж их-то без поддержки тяжелой артиллерии, которую ещё нужно доставить, прорвать очень сложно, если не невозможно.

Так или иначе, танки проехали большую часть деревни, Рон испытал искреннее удовольствие, когда танк выехал на асфальтированную дорогу, так как его перестало трясти словно руки алкоголика.

К завязшим пехотинцам подъехали без происшествий. Противник занял два крайних дома, которые оборудовал мешками с песком и противотанковыми валами, дабы английские танки просто не проехали домишки с тонкими каменными стенами насквозь. Огонь имперцы вели интенсивный, плотно прижав пехоту к земле.

Рон, как стрелок носовой полусферы, сразу же получил возможность вести огонь. Пулемёт его окончательно остыл, поэтому Рон вытер пот со лба и взял на прицел окно, из которого в почти непрерывном режиме палил германец с пулемётом. Очередь, абсолютно никакой отдачи, а огонь пулемётчика затих.

— Отстрелять осколочные по первому этажу левого дома! Зарядить зажигательные! — приказал командир танка.

Два раската грома, в первый этаж недоступного Рону дома врезались два снаряда, не нанеся существенного урона.

— Наводчики! Огонь в окна первого этажа! — приказал командир.

Снаряды врезались в давно уже потерявшие стёкла окна, взорвавшись внутри яркими огненными вспышками. Несколько горящих людей заметались внутри, их криков не было слышно из-за непрекращающегося стрекота пулемётов и грохота винтовок.

— Перезаряжен! Перезаряжен! — доложили наводчики.

— Правый дом, огонь по окнам первого этажа! — приказал командир.

Снаряды врезались в окна правого дома, разбросав пламя по помещениям, которые быстро охватили соседние комнаты, будто дом заранее пропитали бензином. Снова мечущиеся горящие фигуры. В зоне обзора их было двое.

Рон с ужасом замер и смотрел на горящих людей, потом опомнился и двумя очередями сбил их с ног. Никому он не желал бы такой смерти, как заживо сгореть в химическом огне.

В душе было паршиво, несмотря на все самоубеждения, оправдания и затыкатели совести, всё равно было стойкое ощущение, будто он занимается чем-то плохим.

"Ага, убивать людей — это хорошо! Мерлин…" — с рвущим душу отчаяньем подумал Рон, продолжая обстреливать дом. — "А что если в этом доме не только германцы?"

Последняя мысль заставила похолодеть. Не факт, что гражданских эвакуировали, уж что Рон знал о командовании, так это то, что оно о некоторых вещах совершенно не думает, особенно когда враг стремительно сокращает дистанцию.

Словно в подтверждение его самых поганых опасений, из окна второго этажа выпрыгнула какая-то женщина, упав где-то в саду.

— Мордред подери! — Рон продолжил стрельбу несмотря ни на что, но теперь предельно внимательно смотрел, куда стрелял.

С этого момента он был очень рад, что у него в руках не пятидесятый калибр. На тренировочном полигоне он видел последствия стрельбы из американского Браунинга М2, который одной пулей прошивает две тонких кирпичных стены навылет. Может и больше, с учётом того, что вторую стену пуля прошла очень уверенно. С одной стороны, это позволило бы очень быстро разобраться с противниками в домах, но вот брать на душу ещё и гражданских, женщин и детей, Рону вообще не хотелось. Он считал себя не таким уж и плохим человеком, да и голова сейчас готова была взорваться от увиденного. А казалось, будто его уже ничем не напугать и не удивить. Война упорно доказывает ему, что он ещё много чего не увидел и не узнал.

Бой продолжался, пехотинцы подобрались очень близко и забросали первый этаж правого дома гранатами. Но в этом не было необходимости, так как дома во всю полыхали — выживших там теперь точно нет.

— Противник на шесть часов! — прокричал из шлемофона младший капрал О'Келах, стрелок кормовой полусферы.

— О сука… Орудия развернуть назад! — капитан не сразу среагировал на изменения в картине боя. — Бронебойные зарядить! Механик, разворот на месте на сто восемьдесят!