Солдат столетия

Весть о прибытии Михаила Кольцова на базу всполошила весь ее состав. Кольцова хорошо в то время знали не только мы, советские люди. Его выступления в печати вдохновляли республиканцев в их борьбе против мятежников и фашистских интервентов. Все хотели увидеть этого боевого «новинара», как его назвал Иван Большой.

— Познакомьте меня, пожалуйста, с участниками крушения поезда под Кордовой, — обратился ко мне Михаил Кольцов, узнав, что на базе нет Рудольфа.

Я выполнила его просьбу и началась дружеская беседа, но все помнили приказ Доминго — держать язык за зубами. Свободно говорили о погоде, о том, как промокли и устали, но никто не сказал, где обогревались и отдыхали. Объяснили, что поставили большую мину, чтобы уничтожить всех фашистов в поезде.

Михаила Кольцова очень интересовали боевые акции интербригадовцев в тылу врага.

— Все иностранные товарищи знают испанский? — спросил Кольцов у Доминго.

— Нет! — махнул рукой капитан. — Два югослава, итальянцы и французы понимают, могут объясняться, а другие, когда поступили в отряд, знали несколько десятков слов и только, а теперь уже все могут объясняться.

— А как же местное население? Может сразу заметить, что иностранцы?

— Наши группы берут в тыл все необходимое и к местному населению не обращаются. Для работы среди населения и связей с ним у нас привлекаются только испанцы, — ответил Доминго.

— Ну, а если ночью кто отстанет? — спросил Кольцов.

— Пока никто не отставал. — Есть компас. Выйдет!

— Почему вы пошли в партизаны? — обратился Кольцов к Хуану Гранде.

— Потому, что приехал в Испанию воевать против фашистов, — ответил тот.

— Но, воевать можно и на фронте, там фашистов тоже много, там для иностранцев проще, можно и не знать языка! — допытывался Михаил Ефимович.

— Нет! В тылу фашистов бить легче и, главное, ты его бьешь там, где он не ждет и тогда, когда сам в стороне. Вначале я сам этого не понимал, а когда увидел, то сообразил, что мятежники в поездах и машинах, как змеи в клетках. Бей их пока не выползли, — доказывал Хуан.

Кольцов бегло записывал, но больше на эту тему вопросов не задавал. Я не слыхала о чем он разговаривал с Рубио, но заметила, что он остался доволен этой беседой.

— После уничтожения поезда с летным составом не могут ли мятежники по горячим следам найти и уничтожить вас на вашей базе? — спросил Кольцов у Доминго.

— На базу в тыл врага мы уже не вернемся, а до баз в нашем тылу у фалангистов руки коротки. Кроме того, повышаем бдительность, опираясь на народ. С его помощью мы уже выловили нескольких вражеских лазутчиков. Подлые, трусливые твари, — ответил Доминго.

— Это верно! Но у вас с охраной не все благополучно. У меня, например, никаких документов не спросили.

— Не надо! — спокойно ответил Доминго, — вас знают, а посторонний к нам не забредет. Наши караульные уже не одного подозрительного задержали и передали в комендатуру, да и размещаемся мы в домах священнослужителей, а они, эти дома, как маленькие крепости.

Несмотря на все уговоры, Михаил Кольцов не остался ночевать. Спешил.

На следующий день приехал на базу Илья Эренбург, с секретаршей и портативной пишущей машинкой. Гость не спешил и согласился у нас переночевать.

Доминго начал показывать Илье Григорьевичу свое хозяйство, и, первым делом, повел его к конным диверсантам.

— А это что за наездник? — удивленно спросил писатель, увидев восьмилетнего Антонио, сидевшего на породистом рысаке своего отца.

— Это мой сын! — с гордостью ответил Доминго.

В честь гостя был устроен ужин, на котором присутствовали почти все находившиеся на базе.

Ужин превратился в дружескую встречу.

Илья Эренбург показывал присутствующим фотографии и некрологи, помещенные в фашистских и профашистских газетах.

— Скорбят по уничтоженным, жалуются на партизан, — заметил писатель.

— Когда враг плачет и жалуется, мы — веселимся, — ответил Доминго.

— Пишут враги, пишут и друзья, — сказал Илья Эренбург. — Друзья наши понимают, что чем больше партизаны будут уничтожать мятежников в их тылу, тем меньше вражеских вояк будет на фронте, тем скорее будет победа.

Наконец, усталый, но довольный, писатель ушел отдыхать.

Утром он простился с партизанами и уехал, сказав:

— Напишу, но с полным соблюдением конспирации.

— Очень хорошо, — ответил капитан.

— Только, чтобы нам это боком не вышло, — попросил Рудольфо.

Илья Эренбург действительно написал о крушении поезда, выполнив данное нам обещание.

— Да! Большая конспирация! Но теперь мы признаны и могли бы не сваливать вины на местных партизан, — сказал Доминго, когда я ему перевела очерк Ильи Эренбурга, опубликованный в «Известиях» 23 марта 1937 года.

Анхел Посо Сандован

С Анхелом мы встретились дома у Ильи Григорьевича. Перед отъездом в Испанию, Анхел зашел проститься с Ильей Григорьевичем. Встреча состоялась 8 мая 1999 года. Кроме Анхела, на встрече присутствовало несколько человек, так или иначе связанных с испанцами.

— Анхел, что в Испании знают о 14-м корпусе, который фактически создал Илья Григорьевич?