«Она относится ко мне как к неодушевленному предмету». Это не очень понравилось Геннадию. Самолюбие его было задето. Как это так — она его не замечает? Его невозможно не замечать. Несколько утешала мысль, что девушка ему тоже совершенно безразлична. Раз это не «та», о ней и думать не стоит. «Та» не может быть таким заурядным существом.
Впрочем, Геннадий весьма и весьма туманно представлял себе, какой должна быть «та» — он не успел еще составить себе идеал женщины, которую в свое время назовет женой. Вот именно — в свое время. Зачем сейчас беспокоиться? Придет время, и тогда Геннадий решит, что ему нужно.
А пока одно ясно: его ни чуточки не интересует эта веснушчатая ситцевая девчонка. «Ни по-хорошему не интересует, ни по-плохому. Пусть себе живет и дышит. Мне-то какое дело?»
Однажды он увидел Варю не в ситце, а в крепдешиновом белом платье. «Что за маскарад? — с усмешкой подумал Геннадий. — У нас в доме появились вечерние туалеты». Геннадий не без любопытства посмотрел на девушку и тут уж по-настоящему удивился: он увидел пунцовые сочные губы (раньше он не видел у Вари таких губ) и нежные щеки. «И представьте себе, ни единой веснушки на них. Ни одной. А вчера их было не счесть. Чудеса, и только!».
Вчера он видел в Варе только невзрачную девчонку, смотреть не на что было. А сейчас стоит перед ним — красавица. «Ну, положим, не красавица, до красавицы ей далеко, — по привычке осадил себя Геннадий. — Скажем лучше — хорошенькая, милая девушка. Очень, очень милая».
Конечно, ничего этого он Варе не скажет. Она еще вообразит что-нибудь.
— Чего это вы нарядились так? Разве сегодня праздник? — спросил Геннадий с напускным безразличием.
Варя пожала плечами.
— А вам не все равно?
— Ну, ну, не будем ссориться, — просто и искренне предложил Геннадий.
— Хорошо, не будем, — согласилась Варя. — Мне и самой не интересно ссориться в такой день.
— Какой же сегодня день? Особый?
— Да, особый. У нас выпускной вечер в школе. Пойдемте? Я вас приглашаю.
Ему очень хотелось сказать: «Пошли. Я с удовольствием». Но...
— К сожалению, я сегодня занят.
— Жаль. Но, к сожалению, завтра выпускного вечера уже не будет, — в тон ему ответила Варя.
— Я, конечно, понимаю, но я обещал, мне неудобно подводить полковника, — уныло и невнятно пробормотал он, так как не умел и не любил врать. Вечер у него был совершенно свободен.
Варя рассмеялась.
— Что тут веселого? — обиделся Геннадий.
— Да, пожалуй, веселого тут ничего нет. Скорее даже грустно.
— И грустного ничего не вижу.
— А я вижу. Вижу, что вы добрый и мягкий парень, а изображаете из себя этакого железного, несгибаемого человека. Сначала я по простоте своей думала, что вы потому такой суровый и несгибаемый, что носите панцирь, как древние воины. А потом присмотрелась и поняла: да это же не панцирь, а корсет. У нас такой от покойной бабушки остался.
— Ну, ну, потише, не забывайтесь. Вы не с мальчишками вашими разговариваете.
— При чем тут наши мальчишки. Они очень славные, простые, не такие... — она помолчала секунду и закончила вполне миролюбиво: — А ссориться в такой день все равно не буду. До свидания.
...Дежурный по штабу посмотрел на Громова с явным сожалением: «Такой молодой, а уже пристрастился к бумагам, не оторвешь».
— Это так срочно? — спросил дежурный.
Громов отрицательно покачал головой. Его самого сейчас мутило от бумаг. Да к тому же они совсем не спешные. Но Геннадий не хочет быть лгуном. Он сказал Варе, что занят, что у него дела. Вот он и занимается делом. Не мог же он заявить девушке, что не желает идти с ней на выпускной вечер.
А это правда, что не желает?
«Да, не желаю...»
Дежурному только в одиннадцатом часу удалось выпроводить усердного лейтенанта из штаба.
Должно быть, выпускной вечер в самом разгаре. Все окна школы распахнуты настежь, гремит духовой оркестр, звенят молодые голоса, слышится веселый, задорный смех. А в одном из классов два чубатых паренька, облокотившись на подоконник, поют незнакомую Геннадию озорную песенку, вероятно сочиненную ими по случаю праздника.
Вальс и девушки в белом. Геннадий невольно вздохнул. В юности это необыкновенно приманчиво, даже если ты такой серьезный и суровый человек, как лейтенант Громов.
Девушки в белом. И среди них Варя. «Наверно, это очень приятно — кружиться в вальсе с таким милым созданием, как Варя. Но без самоограничений невозможно закалить свою волю. Так что вздыхать еще можно, но узду ослаблять никак нельзя. Мало ли что тебе захочется, а ты сначала всесторонне обдумай: можно ли? Следует ли? Ничего зазорного в этом нет, что тебе хочется покружиться с Варей в вальсе. Но что, если вскружишь ей голову? Что тогда? Ведь ты сейчас жениться не собираешься». А романы для развлечения, подобные тем, о которых рассказывали ему некоторые сверстники, Геннадий презирает всей душой. «Пошло, мелко, грязно. Человек, избравший себе в жизни высокую цель, никогда не станет размениваться на такие глупости».