Солдат трех армий

Один из офицеров, примерно моих лет, безупречно говорил по-немецки. Он учился в Берлине. Его вопросы импонировали тем, что свидетельствовали о превосходном знании местности; таким образом, мои ответы должны были как раз его убедить в том, что я действительно берлинец. Дело заключалось в установлении моей личности. Другой вбил себе в голову, что он должен выучить наизусть все этапы моей карьеры и названия войсковых частей, в которых я служил.

Снова прошло три дня, и я по-прежнему не понимал, чего они от меня хотят.

Наконец дошло до дела. Мне зачитывали длиннейшие списки фамилий людей, о которых я понятия не имел.

— Знаете ли вы майора Шелла?

— Нет.

— Знаете ли вы капитана Онезорге?

— Нет.

В таком духе допрос продолжался долго; но из этого ничего не получалось. Тогда меня отправляли обратно в камеру, а через короткий срок меня снова ставили перед лучом прожектора.

— Знаете ли вы майора Шелла?

— Нет.

— Знаете ли вы майора Онезорге?

— Нет.

Снова все сначала: камера, сон, удар под ребра, окрик, прожектор. Наконец, без вопросительного знака:

— Нам известно, что вы знаете майора Шелла.

— Я его не знаю.

— Нам известно, что вы знаете капитана Онезорге.

— Я его не знаю.

Опять: камера, сон, удар под ребра, окрик, прожектор. Новый прием.

— Вы лжете! Майор Шелл признал, что он вас знает.

— Возможно, но я его не знаю.

— Капитан Онезорге также признался, что он вас знает и что вы его должны знать.

Вы лжете, черт возьми!

— Я не лгу, я не знаю никакого капитана Онезорге.

Обратно в камеру. Заснуть было трудно. Я все ждал, что вот-вот меня ударят под ребра, накричат, поведут под прожектор. Я ворочался с боку на бок, но ничего не происходило. Постепенно я засыпал. В это мгновенно возобновлялась дьявольская игра.

— Вы лжете! Вы лжете! Вы лжете!

Назад в камеру.

Я размышлял, как мне быть. Каждый раз, когда я засыпаю, они меня вызывают.

Поэтому я заставлял себя бодрствовать. Но вовсе без сна тоже нельзя было долго продержаться. Дьявольский порочный круг! Постепенно я приходил в такое состояние, какого они добивались.

Я стал рыться в памяти, не слышал ли я все же когда-нибудь то или другое имя, я ломал себе голову, вспоминая многочисленных слушателей курсов, с которыми я где-либо бывал вместе на занятиях, я стал сомневаться в достоверности моих воспоминаний и уже подумывал просто-напросто сказать «да», чтобы они наконец отстали от меня и перестали изматывать своими вопросами.

Но в это самое время они изменили тактику. Сержант «забыл» пачку сигарет в моей камере. При допросе мне предложили стул, поставили передо мной пепельницу и коробку с сигаретами.

Однако они слишком рано перешли к новому методу: я снова собой овладел.

— Скажите же, ведь вы знаете майора Шелла?

— Я его не знаю.

— Но ведь вы знаете капитана Онезорге?

— Нет, я его не знаю..

Теперь они стали нервничать и беситься. Новое средство не дало результатов.

Опять та же последовательность: камера, сон, удар под ребра, окрик, прожектор.

Опять без стула и без сигарет.

— Вы лжете!

— Я говорю правду.

Наконец выяснилось:

— Вы из организации «Вервольф»[48]. Признавайтесь!

— Простите, что?

Правда, мне было известно, что в разных местах созданы небольшие группы, занимавшиеся диверсиями и саботажем, но у меня не было никакого представления о группе «Вервольф». Вероятно, англичане пытались раскрыть разветвленную тайную организацию.

— Вы признаете, что вы вервольф?

— Нет. Я участвовал в войне, и моя потребность в подобных делах полностью удовлетворена.

— Для чего же в таком случае вы носите при себе револьвер?

— Он был при мне, когда я прошел через всю Данию, Никто его у меня не отбирал.

— Разве вы не знаете, что за ношение оружия полагается смертная казнь?

— Я читал об этом, но этот револьвер зарегистрирован как оружие, присвоенное мне по службе, я полагал, что должен его сдать в своей дивизии.

Англичане за это время получили из армейского лагеря информацию, которая служила подтвержденном моих слов. То, что я ушел из моей дивизии, их мало беспокоило.

Они искали членов организации «Вервольф». Этот допрос закончился повторением вопроса:

— Значит, вы знаете, что ношение оружия карается расстрелом?

— Так точно.

Снова прозвучало то самое проклятое «так точно», которое выражало готовность подчиняться и склоняться перед неизбежностью. Но теперь наконец англичане предоставили мне возможность спокойно спать. Очевидно, они удостоверились, что я не принадлежу к числу «оборотней».

Через два дня меня освободили. Англичане в джипе доставили меня в гарнизонный госпиталь, где я мог подлечиться. Меня принял главный врач — немец, я сдал свою солдатскую книжку, мне предоставили чистую постель, и я был снова взят на учет.

Я получал денежное довольствие, питание и сигареты.