Голос показался мне знакомым. Я чуть приподнялся и старался раскрыть пошире слипавшиеся веки, чтобы воочию убедиться, что то был действительно обер-лейтенант фон Фосс. Передо мной покачивалась фигура, у которой было лишь отдаленное сходство с офицером запаса и командиром моего 1-го взвода. Эггерд фон Фосс был спокойный мекленбуржец, до своей болезни весьма расположенный к тому, чтобы хорошо поесть и выпить. Его брюки и китель обычно весьма плотно облегали фигуру. Но увлечение яствами и напитками довело его в Голландии до болезни почек, и он был вынужден лечь в лазарет. Когда мы перебазировались в Восточную Пруссию, он был вынужден остаться. И вот теперь Фосс стоял передо мной похудевший, в слишком широком кителе, со впавшими щеками.
— Эггерд, дружище, ты стал похож на огородное чучело!
Действительно, обер-лейтенант фон Фосс до такой степени похудел, что голенища его сапог обвисали на икрах.
— Откуда ты сейчас прибыл? — спросил я его.
— Когда я узнал в госпитале, что вы вступили на территорию России, я сбежал. И вот я здесь.
— Ты, верно, сошел с ума! Не ясно ли, что они послали тебе вслед распоряжение о розыске беглеца.
— Я оставил записку на ночном столике и сообщил, что еду в свою часть.
— Несмотря на это, будет большой скандал. Ведь курс лечения тобою не закончен, так ведь?
— Конечно, нет. Разве ты не понимаешь, что я не мог там ни одного дня больше выдержать? Ничего мне за это не сделают. Впрочем, это теперь и не столь важно.
Но с каким трудом я вас здесь разыскал — это было настоящее странствие Одиссея.
Вы продвигались в таком сумасшедшем темпе, что я уже беспокоился, удастся ли мне вас нагнать ближе Москвы.
— Скажи-ка Эггерд, как ты вообще сюда добрался?
— От германской границы все время на машинах.
— А твой багаж?
— Все, что мне нужно, при мне, а остальное — в Голландии. Я счастлив, что вас разыскал.
Нечто подобное произошло с лейтенантом Барковом, командиром 2-го взвода, тоже офицером запаса. Незадолго до нашего вступления в Советский Союз он лег в больницу по поводу операции аппендицита. У меня еще оставался лейтенант Штейнберг, хладнокровный карьерист; но, как я уже упоминал, он в первый же день выбыл, раненный в колено в бою за пограничный бункер.
Через день передо мной неожиданно предстал лейтенант Барков. Всего четыре дня назад у него вырезали аппендикс. Еще не сняли швы после операции, а он уже явился в свою роту.
Я ввел командиров взводов в курс обстановки и объяснил нашу ближайшую задачу.
Вместе с частью разведывательного батальона и взводом саперов мы в качестве авангарда смешанного состава должны были пробиться вперед и, уклоняясь от боев и не обращая внимания на фланги, непрестанно двигаться вперед, чтобы достигнуть железнодорожного узла. Там мы должны были занять круговую оборону и прервать тыловые коммуникации Красной Армии. Предполагалось, что через два или три дня туда подойдет вся дивизия.
Никто не задумывался над опасностью предприятия и над тем, что уже не один передовой отряд был истреблен. Мы получили задание и направились к машинам, чтобы его выполнить.
Прежде чем освободить орудия от маскировочных веток и вывести машины из леса на дорогу, мы выпили: кто стакан коньяку из французских трофейных запасов, а кто водки, которую мы накануне «нашли» в деревенской лавке. Все пили — офицеры и солдаты, командиры взводов и водители машин. Алкоголь придает решимости. Перед каждым выступлением — порция крепкого напитка.
Разведывательные подразделения, противотанковые и саперные отряды, минометы, орудия и транспортные машины — все влилось в походную колонну. Армейская часть походила на огромного червя, который полз на восток и вгрызался в чужую землю.
Солнце палило немилосердно. Мы вытирали грязными руками пот, застилавший глаза; наши лица превратились в чудовищные маски. Колеса увязали в песке, несло вонью от разогревшихся сцеплений, от горячего масла и растаявшей маскировочной краски.
Мы ехали по пустынной дороге; пшеница, которая волнами колыхалась на полях, красные маки, подсолнухи с золотисто-желтыми головками, черно-белые березы — все вокруг словно отшатывалось в ужасе, когда мы с оглушительным грохотом разрывали тишину.
Позади нас повисало в воздухе облако пыли, потом оно медленно опускалось, и под однотонным серым покровом исчезали яркие краски природы.
Впереди ехал лейтенант Барков со своим взводом. Я мог на него положиться. Он ориентировался по карте, на которой названия селений были обозначены русскими и немецкими буквами, и никогда не сбивался с пути.
Вслед за ним ехал я в открытом вездеходе, который вел Ганс Бевер. Он не только был лучшим водителем в роте, не только отличался удалью, но обладал так называемым шестым чувством, как бы чуял нависшую в воздухе опасность. Рядом с ним я мог беззаботно предаваться своим мыслям.