Солдат трех армий

Обучение всей дивизии продолжалось почти два месяца. В это время из командиров частей был образован разведывательный центр, который получил особое задание.

Каких-нибудь два года назад мы обыгрывали планы «переправы» через Ламанш. Мы упражнялись в том, как высадиться на побережье Англии и закрепиться.

Теперь мы все это разыгрывали в обратном порядке. Мы обследовали датский берег в районе Зобьерга, чтобы установить, в каких местах англичане могли бы высадить десант, представили себе, откуда и как они могли бы нас атаковать, и наметили соответствующие ответные мероприятия — каждый командир для своего рода оружия.

Результаты нашей разведки и предложения были нанесены на большую карту, которая в свою очередь послужила материалом для проектирования и строительства укреплений на этом участке.

Теперь англичанам было бы не слишком трудно высадиться в самых различных пунктах вдоль французского, голландского или датского берега: большинство германских дивизий было сковано на востоке. Но англичане не явились, и американцы тоже. Мы ждали высадки десанта. Советский Союз тоже ждал этого.

По окончании обучения и проведенных маневров наша дивизия была переброшена на участок фронта близ Волхова, южнее Ленинграда. Мы заняли позиции среди болот: опорный пункт, болотная гать, опорный пункт. Когда приходилось от одного опорного пункта к другому проезжать на мотоцикле или легковом вездеходе по решетчатому настилу, возникало такое ощущение, словно мозги вытряхивает из черепа.

Саперы совершили невообразимо трудную работу, когда прокладывали прямо через болота пути связи, которым к тому же были даны громко звучащие наименования:

Курфюрстендамм[40], просека Эрики, Иоахимшталерштрассе; впрочем, от этого не становилось более уютным наше пребывание в болотистой местности, насыщенной миазмами лихорадки и миллионами комаров.

Советские солдаты ночью проникали в наше расположение, на надувных лодках пробираясь между опорными пунктами, снабжали и поддерживали партизан. Противник атаковал нас с флангов и с тыла и превращал в ад нашу жизнь. Впрочем, мы прибыли в Волхов не для того, чтобы проводить отпуск.

Мы заняли круговую оборону, ожидая удара со всех сторон. С огромным трудом нам удалось подтянуть орудия к отдельным опорным пунктам и замаскировать их. Мы не имели возможности вкопать орудия в землю; покрытые ветками, они стояли на решетках из бревен. А кругом шевелилась с хлюпаньем трясина, квакали лягушки и звенели комары, тучами носясь над головами в душном воздухе.

В такой атмосфере полной заброшенности все настойчивей преследовал и рядовых и офицеров роковой вопрос: почему, зачем это все нужно? От вопросов отделывались с помощью водки, которая к тому же считалась лучшим предупредительным средством против болотной лихорадки. Во всяком случае, под Волховом на это ссылались постоянно. Казалось, что имеются только две возможности: либо заболеть, либо привыкнуть к тому, чтобы утром и вечером полоскать рот водкой.

Для меня оставалось загадкой, как русским удавалось доставлять тяжелые орудия в самую глубь болота и с занятых позиций каждый раз в новом направлении внезапно обрушивать на нас уничтожающий огонь. В такой местности, куда, судя по карте, человек не в состоянии добраться, неожиданно утром оказывались пушки, которые обстреливали опорные пункты и жердевой настил, блокируя пути подвоза. Чаще всего они исчезали ранее, чем наша артиллерия или авиация успевали поразить эти цели.

Красноармейцы, очевидно, на руках переносили тяжелые орудия через трясину, несли каждый снаряд и каждый снарядный ящик в отдельности. То был неслыханно тяжкий труд, но иначе нельзя было себе представить, каким образом им снова и снова удавались операции. Мы даже обрадовались, когда нас перебросили на позиции под Ленинградом. Однако мы попали из огня да в полымя.

Наши позиции находились под Мгой и Синявиным. Солдаты той дивизии, которую мы сменили, очевидно, были довольны тем, что покидают этот участок, фронта. К нашему удивлению, самая смена прошла спокойно, но на следующий же день небеса на нас обрушились. Правда, мы были к этому подготовлены, так как заметили котловины и воронки такого размера, какие бывают при разрыве авиационных бомб.

Ничего подобного! То были разрывы артиллерийских снарядов самого большого калибра. Тяжелые «чемоданы» проносились с таким грохотом, с каким поезд метро вырывается на полном ходу из туннеля. Одного снаряда было достаточно, чтобы поднять в воздух деревянный дом — и тот исчезал раз и навсегда. Прямое попадание в наш бункер сжимало и вдавливало четырехскатный бревенчатый настил совершенно так же, как я мальчишкой мимоходом втаптывал в землю холмик земли над кротовой норой. Одна-единственная воронка на дороге вынуждала наши машины делать объезд по вспаханному полю, пока саперы или строительные батальоны не заделывали дыру.