Читаем Солдат трех армий полностью

Я сидел в одиночестве за своим столом, изучал меню, в котором не были упущены ни omelette aux confitures, ни французское шампанское, и внезапно затосковал по моей роте. Было ясно, что эти «господа», в большинстве интенданты и чиновники, а также несколько пожилых офицеров со знаками отличия времен первой мировой войны, и не нюхали фронта. Я покинул офицерский клуб и отправился в солдатское общежитие на вокзале.

Тут не было ординарцев и белых скатертей на столах. Воздух такой, что хоть топор вешай, а для того, чтобы где-либо у стола отыскать свободный стул, нужно было перелезть через горы багажа. Солдаты, прибывшие из «котла», имели при себе лишь маленькую сумку. С других же участков фронта везли большой багаж, и из некоторых мешков торчала гусиная голова или шея. У отпускников из тыловых районов было множество перевязанных пакетов.

В солдатском общежитии пили скверное пиво и дешевую водку, ели сосиски и котлеты, которые были в большей мере изделием булочника, чем мясника. Здесь царил бодрящий шум, игроки в скат громко ударяли картой об стол, раздавались ругательства и хохот. Солдаты за столом не обратили на меня внимания. Они уселись как раз перед моим приходом, пущенные мною по кругу сигареты взяли со словами: "Большое спасибо, господин капитан!", а затем вновь занялись своими делами. Я прислонил голову к стене и заснул в не слишком удобных условиях, в духоте и шуме, но спал хорошо и был доволен. Я пробудился лишь от оглушительного крика жандармов, объявлявших об отправлении поезда с отпускниками.

Я ехал в купе первого класса вместе с пожилым полковником, который подробнейшим образом расспрашивал меня о «котле» в Демянске. Он уже кое-что слышал об этом в комендатуре.

На старой границе рейха мы должны были пройти через дезинсекционный пункт, в том числе и пожилой полковник, который выражал большое недовольство по поводу того, что за пределами его комендатуры никто но считал действительной справку об отсутствии вшей, которую он сам себе выдал. Он был вынужден, подобно другим, раздеться догола, повесить вещи на железную распялку и сдать в окошко, затем стать под душ, потом дать себя помазать дезинфекционным раствором из ведра, затем снова стать под душ, и тогда наполовину мокрым направиться к окошку выдачи вещей, чтобы получить еще горячую после пребывания в дезинфекционной «прожарке» одежду и наконец надеть ее на себя. От выутюженной складки на его брюках не осталось и следа, а красивый новый френч был совершенно скомкан. Зато полковник, как и все мы, получил удостоверение о том, что он прошел санобработку. Этот документ мы должны были предъявить в следующем окошке для того, чтобы нам выдали «посылку фюрера». Из продуктов, в ней содержавшихся, можно было дома испечь пирог для всей семьи; кроме того, в посылке были кофе, шоколад и сигареты, деликатесы из самых разных стран — трофейное имущество, ворованный товар. Но «посылка фюрера» звучало лучше, и к тому же отпускники не возвращались домой с пустыми руками. Ведь фюрер обо всем позаботился.

Я прибыл в Берлин как раз вовремя и успел побывать у постели больной матери в ее последние минуты. На похороны прибыли также мои сестра и братья. Сестра приехала из Голландии, где она благодаря знанию языков работала в немецких «закупочных» организациях; наш старший «кронпринц», брат Вилли, приехал из Кракова, где он в техническом бюро управления железных дорог рейха проектировал новые узловые станции, а Эрих прибыл из Осло, где он по распоряжению Геббельса должен был убедить норвежцев «в их принадлежности к нордической расе и правоте нашего деда».

Отец сохранил место в Берлине. Он ходил на службу, со службы шел в подземное убежище, оттуда снова на службу, а в промежутках ругал Гитлера. Он так поступал и при мне. Во время воздушной тревоги мы отправились в убежище, и, когда вблизи разорвалась бомба, он принялся ругать Гитлера, потом, посмотрев на меня, обрушился на англичан. Наши соседи по дому сначала взглянули с испугом, потом в ожидании обратили взоры на меня, а когда старик принялся ругать англичан, окружающие сделали вид, будто ничего не произошло. Я с многозначительным видом толкнул отца, но он только заметил: «Оставь, здесь все свои». Если мы вместе бывали в пивной, он показывал меня своим знакомым, не скрывая, что очень гордится своим младшим сыном — «господином капитаном».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука