— Что? — переспросил я. — Объясни.
— Ты, можно сказать, спас мою жизнь. Тогда, на том проклятом поле. Я обязан тебе тем, что продолжаю дышать, а не лежу на той пыльной земле, становясь добычей для стервятников и мух, — впервые я услышал от него настолько длинную фразу с того момента, как он присоединился к отряду. — Поэтому моя обязанность охранять твою жизнь. Всегда и везде. Пока я не верну этот долг.
«Ты нормальный?» — в голове крутился вопрос, который очень часто задавал мне моя бывшая девушка. Воспоминания о ней меня только разозлили. Расстались мы с ней не очень-то хорошо, но в неразумности её никогда нельзя было обвинить.
К тому же этот вопрос очень хотел сорваться с моего языка с той самой немного язвительной интонацией, с которой моя бывшая девушка обычно говорила эту фразу. Мысли, не задерживаясь не дольше, чем на секунду, проносились в голове, пока я одновременно размышлял и о том, что же творится в черепной коробке Наранеса. Ответов у меня не было, как и снимка МРТ. Но то, что там не все в порядке, я понял ещё при нашей первой с ним встречи.
Обдумать всё то, что мне хотелось сказать ему в этой ситуации, у меня не получилось, потому что все мои мысли куда-то испарились, когда я взглянул в его глаза цвета неба, в которых отражалась непоколебимая уверенность в его правоте. Я будто бы на железную стену наткнулся. Этот немного фанатичный отблеск, скрывающийся в глубине этих двух синих озёр, сбивал меня с мыслей и давал понять, что переубедить его будет очень сложно. Об этом говорили и искорки упрямства, которые я смог разглядеть в отражении его глаз.
«Не переубедить», — мысль возникла, когда я смог ненадолго оторвать взгляд от Наранесса.
Я проглотил фразу, которая хотела слететь с моего языка. Никогда я не видел таких глаз в своей жизни. Эти два голубых кристалла полностью отражали характер Наранесса. Он не готов был отступать от своих принципов, куда бы они его не завели. Преданность и верность своим внутренним идеалам, достойная похвалы. Честные и нечем незамутненные глаза, которые смотрели на мир через идеалы их владельца.
— Ты мне ничего мне не должен, — попытался вывернутся я, но, как и ожидалось, это не помогло.
— Должен, — упрямо мотнув своей головой с белоснежными волосами, произнёс он.
«Хочешь что бы этот праведник отстал от тебя?» — возник рядом со мной демон, сверкнув фиолетовыми глазами. — «Дай ему подержать в руках мое вместилище. Я его немного попугаю. После этого он не захочет иметь с тобой ничего общего».
«Сгинь, демон», — устало произнёс я. Может, он из-за этого от меня бы и отстал, но, не думаю, что надолго. Ровно до того момента, когда Наранесс осознает, что он увидел. — «Если не хочешь, что бы он меня вместе с этим постоялым двором сжег, то лучше тебе этого никогда не делать. Обвинит меня в пособничестве темным силам, а тебя… Это, думаю и так понятно. Слишком уж ты рогатый».
«Ему никто не поверит»
«Он и не будет никому рассказывать. Сам предаст тебя и меня очищающему огню»
— Делай, что хочешь, упрямый осел, — бросил я, разворачиваясь к ждущей меня девушке и проходя через растворяющегося в воздухе нематериально демона. Разговаривать с Наранесом было бесполезно.
Девушка отвела меня к большой деревянной двери. Она отдала мне большой железный ключ. В замке он поворачивался с большим скрипом, но в итоге все же открыл его. Моя комната была довольно просторным помещением, освещенным с помощью железного фонаря со свечкой, наполняющей всё пространство теплым желтым светом, с большой кроватью, небольшим шкафом, столом, деревянной табуреткой, уверенно стоящей на своих трех ножках, и по-настоящему огромным сундуком, занимающим добрую часть правой от меня стены. Настоящим платяным сундуком с медными пластинками на уголках. Примерно такой же я видел у своей прабабушки в далеком-далеком детстве. Тогда мне ещё и пяти не было, но я всё равно хорошо помнил теплую улыбку её морщинистого лица. Добрые детские воспоминания всколыхнули мою память, заставив подумать об оставленной мной далекой родине, которую я больше никогда в своей жизни не увижу. В сердце поселилась легкая грусть. Хотелось вернутся назад. Туда, откуда я пришёл. Мой родной дом. Эта тоска грузом повисла у меня на сердце.
— Мама, — почти беззвучно прошептал я, глядя на потолок из деревянных досок и перекрытий. Наранесс не слышал, что я говорил. Да и вряд ли бы понял. Я специально прошептал эти слова на русском заплетающимся языком. Было довольно сложно выдать русскую речь. Звуки в рингисском языке были слишком различны от языка моей родины. Поэтому получалось что-то отдаленно напоминающие привычную родную речь. Языковые связки тела никогда не произносили подобных звуков. — Как ты там?