Солдат великой войны

– Так. Есть ощущение, что меня уже наказывают за самонадеянность, но мне уже не повезло в том, что я музыкант и солдат, поэтому, возможно, удача повернется ко мне лицом. Музыка, – продолжал Гитарист, и голос переполняла нежность, – именно она раз за разом говорит мне, что Бог есть и Он заботится о людях. Почему, по-твоему, ее играют в церквях?

– Я знаю, почему ее играют в церквях, – сухо ответил Алессандро.

– Музыка не от разума. Музыку нельзя потрогать. Так что же это? Почему механические вариации ритма и высоты тона говорят на языке сердца? Как может быть песня такой прекрасной? Почему она укрепляет желание верить… даже если я едва свожу концы с концами?

– А быть солдатом?

– У этой войны, Алессандро, если одно достоинство, и то относительное: она учит соотношению между риском и надеждой.

– Ты учишься рисковать и имееешь дерзость верить, что однажды поплывешь, как облако.

– Если бы не музыка, – сказал Гитарист, – я бы поверил, что любовь смертна. Если бы я не был солдатом, не научился бы держаться, невзирая на обстоятельства. – Он глубоко вдохнул. – Что ж, все это хорошо, но правда в другом: я не хочу, чтобы меня убили до того, как я увижу своего сына.

Эвридика и Микроскоп перекидывались футбольным мячом на внутреннем дворе. Всегда неуклюжий, Эвридика слишком низко опустил мысок, а чтобы компенсировать это, слишком высоко поднял ногу. В итоге мяч взлетел в воздух. Все наблюдали, как он несется вверх, к облакам, надеясь, что он не перелетит через стену. И все же он перелетел и был уже метрах в пяти от стены, когда ветер отбросил его назад, в пространство внутреннего двора. Мяч ударился о низкую стену, отскочил и остановился на дорожке, которая шла по периметру заросшей травой крыши Колокольни.

Все пристально наблюдали за мячом. «Хороший мяч», – вырвалось у кого-то. Половина солдат, которые сидели, привалившись к стене, поднялись, чтобы посмотреть за развитием событий. Алессандро и Гитарист остались сидеть: им и так все было видно.

– Я его туда забросил. – Эвридика двинулся к стене.

– Не надо туда лезть, – предупредил Гварилья, когда Эвридика взялся за скобу, чтобы забраться на стену.

– Почему? – спросил Эвридика, он все еще был новичком.

– Мяч на дорожке, – ответил Гварилья. – Дорожка пристрелена.

– Но если я быстро, ползком, просто схвачу мяч и отползу назад, они не успеют выстрелить.

– Я бы не стал этого делать, – поддержал Гварилью Бьондо.

– Но у нас нет другого мяча, – упорствовал Эвридика.

– Пусть его достанет Микроскоп, – крикнул Гитарист.

– Да пошел ты, – откликнулся Микроскоп, которого уже тошнило от того, что из-за миниатюрности его все считают невидимым. – Почему бы тебе самому его не достать?

– Я его туда не забрасывал, и я не пигмей.

– Тогда и не лезь с советами, – огрызнулся Микроскоп.

Эвридика уже поднялся на заросшую травой крышу.

– Стой! – крикнул Гварилья. Алессандро и Гитарист поднялись. – Спускайся. Подожди до наступления темноты. Не надо сейчас. Мяч того не стоит.

Но Эвридика, вжимаясь в траву, уже полз к мячу. Остановился, оглянулся.

– Тут так красиво. И мне надо лишь протянуть руку.

Алессандро подошел к стене, крикнул со злостью:

– Эвридика, не дури! Немедленно возвращайся.

Несколько секунд Эвридика не шевелился. Повернул голову, посмотрел на свое тело, будто оно принадлежит не ему. Как смотрели на него другие солдаты.

– Ладно. Заберу позже.

Все вздохнули с облегчением, но тут же по причине, которая так и осталась загадкой, может, потому, что мяч был совсем близко, может, потому, что все на него смотрели, может, потому, что с тех пор, как он сюда прибыл, еще никто не погиб, а может, он просто забыл, где находится, и решил, что по-прежнему в школе, Эвридика протянул руку, чтобы достать мяч.

И при этом поднял голову. Солдаты в cortile замерли, надеясь, что импульсивность Эвридики послужит ему ангелом-хранителем, но, прежде чем рука коснулась мяча и покатила его назад, голова дернулась, а в следующее мгновение правая рука взлетела в воздух, потащив за собой тело. Он перевернулся и упал со стены во внутренний двор. Да так и остался лежать.

Они уже научились узнавать смерть с первого взгляда, поэтому молча стояли, глядя на Эвридику. А над ними неслись на юг молчаливые облака.

* * *