Солдат великой войны

– Лошадь тащит зарядный возок[58].

– Откуда ты знаешь?

– Два года прожил с этим звуком.

Следующие пять минут Алессандро вслушивался в цоканье копыт армейской лошади и далекому поскрипыванию возка. Когда они поднялись на вершину холма, залитые солнечным светом, он увидел их сквозь красно-зеленые заросли герани, почувствовал ветер, который приносил с собой эти звуки.

К больнице подошла лошадь, которой правил солдат с какими-то замедленными, точно у лунатика, движениями. Солдат сонно посмотрел на вывеску на кованых воротах. Печальным лицом он смахивал на пирата, которого оставили на берегу нести гарнизонную службу. Ему бы махать абордажной саблей, так нет, лучшие годы приходится тратить на рутинную работу. Он откинул крышку возка, достал большую посылку.

Лучана уже выглядывала в окно, ее волосы факелом сияли в солнечном свете.

– Возможно, Орфео и не так безумен, как мы думаем.

– Не в этом дело, – покачал головой Алессандро. – Орфео может дать лекарство одним умирающим солдатам, потому что забрал его у других умирающих солдат.

– Это не безумие. Это нейтралитет.

– Никакого нейтралитета, Лучана. Насилие и безумие.

Адвокат Джулиани проснулся, дыша так, словно только что пробежал немалую дистанцию. Его взгляд сначала нашел голые стены, потом солнечный свет, наконец, своих детей. Хотя и проснувшись, он еще не пришел в себя. Дыхание оставалось затрудненным и шумным, глаза остекленевшими, он едва мог пошевелиться.

– Ты слышал ночную грозу, папа? – спросила Лучана.

Адвокат Джулиани повернул голову к дочери, ожидая объяснений. По его лицу чувствовалось, что никакой грозы он не помнит.

– Она прошла мимо меня, – прошептал он.

– Какая же это была буря! – воскликнула Лучана с таким энтузиазмом и живостью, что Алессандро улыбнулся. – Десятки молний ударяли вокруг дома так часто, что я испугалась, как бы он не рухнул мне на голову. Меня охватила такая беспомощность, как бывает в море, если лодка маленькая, а волны очень большие.

– Это ширма, – ответил отец.

– Что – ширма? – переспросил Алессандро.

– Воспоминания о бурном море или грозе.

– А мне нравится. – Алессандро улыбнулся. – Ты и представить себе не можешь, как мне это нравится.

– Алессандро, в воспоминаниях события, предметы и чувства просто подменяют людей, которых ты любишь. – Ему пришлось прерваться, чтобы восстановить дыхание. Через какое-то время он продолжил: – Если лет шестьдесят или семьдесят назад я и мечтал о грозе в Риме, о ливне, беспорядочных ударах молний, мокрых деревьях, которые гнет ветром, то не из-за дождя, или покоя в доме, или тиканья напольных часов в коридоре – я все помню, – а из-за моих отца с матерью, обнимавших меня у окна, когда мы смотрели на грозу.

– Папа, – в голосе Алессандро слышался уверенный оптимизм, – лекарство сегодня утром прибыло. В зарядном возке. Его прислал Орфео. В больнице его не было, но теперь твое сердце смогут стабилизировать. Ты сможешь бороться с воспалением. Победишь его, и через неделю или десять дней мы перевезем тебя домой.

– Сандро, какие у меня глаза?

– Нормальные, – сказал Алессандро, хотя глаза оставались затуманенными и тусклыми.

– Ты понимаешь, что происходит?

– Когда?

– Ты предаешь своих родителей.

– Папа, ты говоришь какую-то чушь.

Адвокат Джулиани покачал головой, показывая, что не согласен, и продолжал:

– Когда родители умирают, Алессандро, тебе кажется, что ты их предал.

– Почему? – спросила Лучана.

– Потому что ты начинаешь больше любить своих детей. Мои отец и мать превратились для меня в фотографии и почерк на письмах, и когда я оставил их ради вас, самое грустное заключалось в том, что они были не против. Даже сейчас, собираясь к ним, я больше всего сожалею о том, что должен покинуть вас.

– Ты ни к кому собираешься, – заверил его Алессандро. – Все эти проблемы мы скоро решим.

– Алессандро, – голос отца звучал почти весело. – Ты не понимаешь. Это особенная проблема: у нее нет решения.

* * *

Тем же утром, чуть позже, Де Рос вошел в палату со шприцом в руке, держа его, словно дуэльный пистолет. С конца иглы медленно стекала капелька. Адвокат Джулиани бесстрастно смотрел на него.

– Мы получили лекарство, – объявил Де Рос. – Сто тысяч доз. Нам этого хватит на несколько месяцев, и это здорово. С этим препаратом, синьор, – он энергично растирал тоненькую руку адвоката Джулиани ваткой, смоченной в спирте, – ваше сердце станет таким же здоровым, как и у молодой лошади. Не таким сильным, – добавил он, вонзая иглу в вену, – но биться будет ровно и устойчиво. А если сердце не будет замедлять или ускорять бег и не будет пропускать удары, сами увидите, как все наладится. – Он схватил руку адвоката Джулиани, пожал, быстро отпустил. – Теперь у вас хорошие шансы на выздоровление, синьор. Очень хорошие.

– Надеюсь на это, – ответил адвокат Джулиани, провожая взглядом уходящего Де Роса. – Я буду очень рад, – он повернулся к детям, – если на этот раз удастся выкарабкаться, но, Алессандро, пообещай мне, что ты будешь рядом, когда пробьет мой час.

– Буду, – пообещал Алессандро, – если раньше не умру сам.