Солдат великой войны

Потом по вагону-ресторану прошел армейский офицер с револьвером в кобуре. Хотя он инспектировал вагон изнутри, взгляд его то и дело взлетал к потолку, подчиняясь шагам того, кто шел по крыше, невидимый для находившихся в вагоне.

Они пересекли противоположную границу лагеря и въехали в Инсбрук, где не увидели ни одного солдата.

* * *

Более ста лет назад портрет Биндо Альтовити – «когда он был молодым» – кисти Рафаэля на повозке, запряженной мулами, перевезли из Флоренции в Мюнхен. Во время дождей в долине Адидже грязная серая парусина, натянутая над повозкой, во многих местах протекла, но картина находилась в водонепроницаемом деревянном ящике: швы законопатили, и на Биндо Альтовити не упало ни капли. На перевале Бреннера после короткого снегопада один из мулов поскользнулся на припорошенном снегом льду и едва не свалил повозку с высокого обрыва. В остальном путешествие прошло без происшествий: если не считать того, что важная часть души Италии оправилась на север, обретя новое место жительства в Старой Пинакотеке. То, что немцы числили этот кусок холста с нанесенными на него красками ценой в несколько пфеннигов среди своих главных сокровищ, а итальянцы в его отсутствие ощущали пустоту в душе, многое говорило о тех принципах, которые пытался понять Алессандро Джулиани и которыми в совершенстве владел Рафаэль.

Алессандро хотел попасть в Мюнхен, чтобы не только изучить картину, но и взглянуть в глаза молодого Биндо Альтовити и увидеть человека, которого сила искусства пронесла сквозь время и сохранила неизменным. Он стоял рядом с Дженет в тихом зале, где пахло свежей масляной краской, нанесенной на холст несколько веков назад. Как такое могло быть, он не знал, но тени, огромное пространство темного паркетного пола и покрытые снегом вершины гор, которые виднелись за окнами, казалось, сговорились поднять и удерживать картины на колоннах воды или света. Если бы полотна просто висели на стенах, а не покоились на гребне волны из солнечного света и теней, им не удавалось бы притягивать взгляд со столь невероятной силой.

Дженет отошла, чтобы взглянуть на гигантское полотно средневековой битвы. Лошади, крутобокие и раздутые, точно воздушные шары, красные мартигалы, золотые уздечки. Лошади, шарообразные, застывшие, плывущие во времени, оскаленные, точно собаки, в то время как враги или союзники спокойно вознеслись в мир иной, где и исчезли, оставив их в этом мире.

Сам не зная почему, без всяких причин, Алессандро верил, что портрет Биндо Альтовити – «il ritrarto suo quando era giovane», его портрет в молодости – такой же живой, как свет, который говорит нам, что и мы живы. Его глаза могли видеть, руки – осязать, и он дышал. С его плеча ниспадал шелк, а за изумрудной стеной, на фоне которой он стоял, расцветал майский Рим.

Молодой Биндо Альтовити, глядя сквозь время, идеально сочетался с горами, небом и высокой рыжей женщиной, которая слегка наклонилась, разглядывая картину давно закончившейся битвы. Алессандро представлял себе, как Биндо Альтовити говорит, наполовину с грустью, наполовину с радостью: «Я увлекался многим, многое захватывало меня, многое я любил. Когда цвет заполнял мой взор, я не знал покоя и двигался, понимая, что цвет – не просто цвет, а то, что я стремлюсь увидеть. Теперь же я неподвижен и передаю тебе свою любовь к жизни и саму жизнь, чтобы ты нашел для себя увлечение, как когда-то нашел его я, и хотя ты должен бороться, превозмогая себя и вырываясь за пределы своих чувств, помни, что заканчивается все полным покоем, и ты станешь таким же неподвижным и умиротворенным, как я, для кого века – короче, чем секунды».

Потрясающий образ Биндо Альтовити сохранился в веках, и сейчас не составляло труда разглядеть его в юношах, которые работали в кафе на виа дель Корсо или возили туристов по боковым улочкам Рима, где кареты едва протискиваются между домами. Если Биндо Альтовити смог пережить века, не только продолжая жить на своем портрете, который хранился в немецком музее, но и работая в пекарнях Рима, то и у Алессандро был шанс шире взглянуть на историю, представить общую картину с удивительными повторами и необъяснимыми сходствами, которые соединяли многие поколения отцов и детей.