Солдат великой войны

Стояло все еще раннее утро, когда Алессандро с Гварильей, посланные обследовать соседние сектора, наткнулись на фермерский дом. Увидели амбары, мельницу, пруд. Две женщины что-то стирали в желобе — вода лилась с таким же напором, как в Альпах. При виде вооруженных до зубов солдат они замерли, точно олени, но слегка успокоились, когда Алессандро спросил, где мужчины.

— Здесь только мой отец, — ответила младшая, и тут же прижала руку ко рту, словно подписала себе смертный приговор.

— Не бойся, — улыбнулся Гварилья. — Мы хотим только поесть и искупаться.

Она убежала в сад, чтобы позвать отца.

— Зачем вам столько воды? — спросил Алессандро другую женщину.

— Мы ее продаем.

— Нам немного продадите?

— Почему же нет?

Менее чем через полчаса Алессандро и Гварилья плавали в пруду, а отец одной из девушек читал им лекцию о патриотизме и короле. Он воевал в Африке, видел других солдат, бредущих по полям, и подозревал, что Алессандро и Гварилья охотятся на дезертиров, скрывавшихся на склонах вулкана. Он настоял, чтобы они помылись и поели задаром, но они все равно отказывались отвечать на его вопросы из опасения, что он не тот, за кого себя выдает.

— Откуда нам знать, — прошептал Гварилья, с усов которого капала ледяная вода, — что он не расстреляет нас в пруду?

— Он давно уже любуется нашими винтовками, — ответил Алессандро, указав на крестьянина, который с нежностью крутил одну в руках, — и пока не пристрелил нас, правда? А кроме того, только ветераны так относятся к оружию. — Алессандро нырнул. В кромешной темноте погружался все глубже, пока давление на барабанные перепонки не заставило его повернуть назад. Как можно быстрее он вынырнул на поверхность, выпуская по пути серебристые пузыри, и стал жадно хватать ртом воздух.

— Какая тут глубина? — спросил он крестьянина.

— Не знаю, — ответил тот. — Это часть горы. Иногда вода начинает булькать, но нечасто. Мы ее пьем. Еще никому не удавалось достать до дна. Когда я был маленький, отец принес катушку с проволокой в тысячу метров. Грузик до дна так и не достал. Можно мне взглянуть на штыки?

— Конечно, — нервно ответили они.

Крестьянин снял чехлы, наблюдая, как свет играет на смазанных лезвиях.

— Он же идиот, — прошептал Гварилья, плывя к берегу.

— И спорить не буду, — согласился Алессандро.

Они вылезли на берег, побрились с горячей водой, надели только что выстиранную, влажную форму. Затем прошли на крутую веранду, положили винтовки на вещмешки и сели, чтобы поесть. Женщины, чьи мужья долгие годы воевали на севере — они подглядывали за Алессандро и Гварильей, пока те плавали, — совсем потеряли контроль над собой. Их словно поразила какая-то нервная болезнь: губы, языки, глаза, руки, пальцы шевелились странным образом, хотя значение всех этих жестов угадывалось безошибочно.

Сидевший за столом напротив Алессандро и Гварильи старик рассуждал об австрийцах и африканцах. Время от времени стучал кулаком по столу, не замечая, что глаза у дочери остекленели, а невестка, стоявшая у него за спиной, вдруг положила обе руки на грудь, облизала языком верхнюю губу, закрыла глаза, начала крутить бедрами и застонала, как волчица.

Алессандро и Гварилья не знали, что и думать. Они разинули рты и выпучили глаза, но старик решил, что они так зачарованы его рассказом о войне в Эритрее и он вдохновил их на боевые подвиги.

Та, что стонала, как волчица, распахнула ставни и, держась за них, чтобы закрыть, если тесть вдруг оглянется, стянула платье до талии. Алессандро и Гварилья откашлялись, вздохнули, присвистнули и набросились на отбивные.

— Это правильно! — закричал старик. — Гребаные турки! Мы знали, что нам с ними делать!

Когда трапеза закончилась, невестка повернулась, сунула под платье огромный сицилианский хлеб и убежала на кухню.

— Ну, и что теперь, парни? — спросил старик.

— Пожалуй, мы немного вздремнем, — ответил Алессандро. — Всю ночь на ногах.

— И потеряете светлое время? Господи! Когда я служил, мы каждую ночь совершали марш-броски, а днем сражались. Идите скорей! Поймайте этих ублюдков!

— Выспавшись, мы будем лучше сражаться! — взмолился Гварилья.

— Чушь! — Старик вскочил на ноги. — И да благословит вас Бог! — Он вынес их винтовки и вещмешки. Втроем они двинулись вверх по склону холма, за которым высился вулкан. Тут крестьянин благословил их еще раз и зашагал к своим полям.

Алессандро и Гварилья чуть отошли и обернулись на дом. В окнах верхнего этажа виднелись две женщины — они танцевали.

— Они же голые, — выдохнул Гварилья.

— Сам вижу.

— Давай вернемся.

— Он смотрит.

Гварилья повернул голову.

— Он машет рукой. Этот сукин сын машет нам рукой. Будет следить за нами, как сторожевой пес, пока мы не уйдем.

— Настоящий патриот.

— Погоди-ка. — Гварилья схватил Алессандро за рукав. — А это еще кто?

С другой стороны, скрытый от глаз крестьянина постройками, к дому подходил солдат с винтовкой. Постучал в дверь, и женщины, точно гончие, опрометью бросились вниз.

— Кто это? — вскричал Гварилья.