Поскольку озерца магмы могли подстерегать человека, затаившись под тонкой корочкой, которая не выдержала бы его веса, дезертир тыкал в землю прикладом винтовки. Совсем как конькобежец, проверяющий толщу льда коньками.
Вдруг Джанфранко повернулся, поднял винтовку и выстрелил в сторону Алессандро. Когда докатился грохот выстрела, он опустился на одно колено, но пуля уже пролетела.
Второй выстрел получился более прицельным. Алессандро хватило времени, чтобы распластаться на земле, и он услышал, как пуля просвистела над головой, но укрытие оставляло желать лучшего. Джанфранко выстрелил еще дважды, пули просвистели совсем близко от лица Алессандро, отщепив кусочки от камней, и количество оставшихся в обойме патронов сократилось до трех.
Алессандро совершенно перестал бояться, потому что у Джанфранко ди Риенци осталось только три попытки, три маленькие пульки. На Колокольне и в тамошних окопах пули сыпались градом, так что три пули на огромном пространстве его не пугали, и он бросился вперед, перепрыгивая через узкие протоки, которые тянулись от озерца к озерцу, и таки заставил Джанфранко, когда расстояние сократилось до пятидесяти метров, выстрелить еще раз. Ему посчастливилось разминуться с пулей. Осталось только два патрона, и Джанфранко принял решение, на которое и рассчитывал Алессандро: пустить в ход штык. Он осторожно снял чехол, повесил на ремень и метнулся к Алессандро.
Тот выхватил из кобуры револьвер, отбросил ремень и нырнул в расщелину, пряча оружие за спиной. Когда Джанфранко появится на краю расщелины в ореоле солнечных лучей, в желтоватых от серы клубах дыма, он попытается пристрелить Алессандро или, приблизившись, проткнуть штыком. Зная, что Джанфранко захочет поберечь два оставшихся патрона, Алессандро просто сидел на валуне, упираясь подошвами в землю.
Джанфранко в клубах серного дыма возник у Алессандро за спиной. Мог бы застрелить его, но они уже почти целый день выживали только благодаря ошибкам друг друга, то же произошло и теперь. Джанфранко не решился потратить два последних оставшихся патрона. И начал спускаться в расщелину.
Услыхав шум катящихся камушков, Алессандро вскочил и обернулся.
Джанфранко не сомневался, что деваться тому некуда.
— Зачем ты преследуешь меня, идиот? Я взял у тебя то, что мне требовалось, и дважды сохранил тебе жизнь. Дважды. Ты что, не можешь позволить жить мне?
— Нет.
— Почему?
— Ты дезертир.
— Ты не любишь дезертиров? Ты что, монархист? Дурак!
— Я не монархист, — ответил Алессандро, когда Джанфранко оставалось еще десять шагов, чтобы вонзить в него штык. — Просто не люблю дезертиров.
— Почему?
— Из-за Гварильи. У Гварильи жена и дети. Сбежав из окопов, сукин ты сын, ты уменьшил его шансы на выживание.
— Может, вам с Гварильей тоже имело бы смысл бежать?
— Нет, потому что там остались другие, такие же, как я и Гварилья.
— Может, и им стоило дезертировать?
— Чтобы австрийцы искали их, а не итальянцев? Ты знаешь, что в этом случае произойдет. Дезертиры соберутся вместе, чтобы воевать с австрийцами, и станут армией.
— Я тебе обещаю, — ответил Джанфранко, — что и в той армии появятся дезертиры.
— А
— Это плохо, потому что ситуация патовая. У нас обоих веские аргументы, но винтовка у меня. Он выставил винтовку перед собой, нацелив штык в грудь Алессандро, и двинулся на него. Правая рука сжимала ложе, указательный палец более не касался спускового крючка.
Алессандро хватило времени отступить на шаг, схватиться за пистолет, вытащить из-под гимнастерки. Курок он взвел, поднимая револьвер, чтобы нацелить его в голову Джанфранко ди Риенци. Если бы дезертир продолжал идти на него или изменил положение правой руки, он бы выстрелил.
— Сейчас получишь пулю в голову! — прокричал Алессандро. Указательный палец правой руки прижимался к спусковому крючку. Но Алессандро не был уверен, что сможет выстрелить.
Если бы Джанфранко сдался, дожил бы до трибунала. И, поскольку вперед он идти не мог, Джанфранко отбросил винтовку, отпрыгнул назад, развернулся и побежал, рассчитывая, что Алессандро не хватит духу нажать на спусковой крючок.
Среди семи пленников, которых доставили на скотовоз, было трое раненых. Закованные в кандалы, они лежали на палубе под парусиновым навесом. Не получившим ран хотелось, чтобы корабль наскочил на мину: тогда с них сняли бы кандалы, и они попытались бы уплыть, но раненые на это надеяться не могли — доплыть до берега сил бы не хватило, а в воде они истекли бы кровью.