Солдат великой войны

Устрицы подали не в раковинах, а в салатнице, но свежие, и это так потрясло Алессандро, что он даже не спросил, каким образом в кавалерийской части, расквартированной на венгерской равнине, в разгаре лета потчуют устрицами на льду. За ними последовала черная икра с четвертинкой лимона, шинкованным яйцом и кубиками лука. Младший офицер, сидевший рядом с Алессандро, извинился за то, что обычного рыбного блюда не будет.

— Даже не упоминайте об этом[83], — ответил Алессандро.

— Почему не стоит об этом упоминать? — с недоумением спросил офицер.

Алессандро взглянул на молодого офицера и ответил:

— Просто такое выражение. Оно означает: «Все и так превосходно».

Офицер наполнил шампанским фужер Алессандро. Главным блюдом была оленина, поджаренная на углях. Под мясо подали великолепное красное вино в графинах, салат из эндивия и помидоров, молодой картофель, поджаренный в оливковом масле с паприкой. На десерт — торт «Захер» и черный чай «Дарджилинг».

— Вы всегда так едите? — поинтересовался Алессандро соседа.

Младший офицер, чех, смущенно покраснел.

— Иногда мы едим очень просто: консоме, салат, копченая рыба с перепелиными яйцами и лимоном, а потом чай, фрукты и шнапс.

— А как насчет кормежки в полевых условиях?

— Это и есть полевые условия.

— А боевые пайки?

Младшему офицеру, определенно набравшему излишний вес, хотя щеки светились здоровым румянцем, начал надоедать этот допрос. Ответ прозвучал резко:

— В бою мы едим то же, что и все: сэндвичи с гусиной печенью, пирожные с трюфелями, турецкие сушеные абрикосы и бренди из фляжки.

— А когда вы возвращаетесь в казармы? Что тогда?

— Отвечать не буду.

— Пожалуйста.

— В казармах шеф-повар и его помощники словно сходят с ума. Они просто счастливы снова увидеть свои кастрюли, мраморные столешницы и ледники. Возвращаясь в казармы после полевых лишений, мы, конечно, пируем, особенно когда император осчастливливает нашу столовую своим присутствием. Ты, возможно, даже увидишь его.

— Даже не верится.

Солдаты и офицеры за десертом не засиделись, но Алессандро, не зная, что ему делать, остался за столом. Офицер высокого ранга со знаками отличия, такими же загадочными, как и его акцент, подошел к Алессандро.

— Фельдмаршал желает тебя видеть.

— Фельдмаршал? — переспросил Алессандро.

— Граф Блазиус Штрассницки. Слышал о нем?

Алессандро покачал головой.

— Не волнуйся. Чем меньше ты о нем знаешь, тем больше ему понравишься. Пошли.

Ломая голову, какие мотивы побудили фельдмаршала пригласить пленника в свой шатер, Алессандро решил задать вопрос, прежде чем возникнет опасность вновь оказаться перед расстрельной командой.

— Этот Штрассницки, он не… э…

— Кто мы, по-твоему? Греки?

* * *

Штрассницки сидел в палатке на складном стуле. Мундир снял, рукава рубашки закатал. Одеждой почти не отличался от Алессандро, разве что цветом штанов — красные, и сапог — черные. Стул стоял среди низких столиков, заваленных картами, блокнотами для донесений, книгами, газетами, журналами, деревянными чехлами для биноклей, ручками и прочим.

— Ты играешь в шахматы? — спросил он, предложив Алессандро сесть напротив него на такой же стул.

— Не особенно хорошо, — признался Алессандро. — Мне отдавать честь?

— Ты же не служишь в нашей армии, так?

— Мы привыкли отдавать честь нашим болгарским охранникам… рядовым… а вы фельдмаршал.

— Пока мои люди готовы умирать за меня, — Штрассницки пожал плечами, — и пока они без промедления выполняют мои приказы и делают свое дело, как мне того хочется, я всего это чинопочитания не терплю… за исключением случаев, когда посторонние не поймут. Я фельдмаршал, потому что наш гусарский полк подчиняется непосредственно императору. В армии я был бы полковником, но, поскольку никто не может приказывать командиру императорского гвардейского полка, кроме самого императора, полковник автоматически становится фельдмаршалом.

— С фельдмаршальскими привилегиями?

— Ты пообедал?

Алессандро улыбнулся.

— Император оберегает свои прерогативы, оберегая своих подчиненных.

— А не растолстеют ли от этого подчиненные?

— Подожди до завтра. Если быстро скакать по двенадцать часов каждый день, можно есть сколько угодно, и все равно останешься худым, как гончая.

— Как за вами поспевают фургоны?

— Они едут прямо. Мы — зигзагами, прочесывая территорию. Фургоны проезжают за день пятнадцать-двадцать километров, а мы не меньше семидесяти пяти, а когда ты вступаешь в бой, энергии тратится столько, что ее необходимо восполнять.

— Когда вы сражались в последний раз? — спросил Алессандро.

— Сегодня.

На лице Алессандро отразилось изумление. Война еще не дошла до равнин восточной Венгрии.

— Греки зажаты в Салониках, итальянцы — в Венето, русские разбежались, сербы сброшены в море. С кем же вы сражались?

Штрассницки вздохнул.