Солдат великой войны

Они двинулись по коммуникационному окопу. Лейтенант взвел курок револьвера, словно ожидал столкнуться с врагом. Через несколько минут они прибыли к Колокольне и обнаружили, что на них смотрит дуло пулемета.

— Пароль?! — услышали они, прежде чем увидели того, кто задал вопрос.

— Верди! — ответили они хором, возможно, это слово они произнесли более отчетливо, чем любое другое, ранее слетавшее с их губ, а потом прошли в Колокольню.

Услышали, как свистит ветер, словно они действительно поднялись на колокольню, причем не в большом городе, а на побережье, где постоянно дует ветер, посвистывая среди балок под ржавой железной крышей. Они увидели амбразуры, врываясь через которые ветер заставлял стволы винтовок и пулеметов петь как флейты. Однако в Колокольне царила жара, прохладный ветер не мог справиться с жаром солнца, заливающего лучами открытые пространства и через крыши нагревающего блиндажи.

— Я привел нового человека, — объявил лейтенант солдатам, которые стояли у входа в Колокольню. Потом повернулся и ушел, не сказав больше ни слова, даже не взглянув на курсанта, который боялся, что лейтенант его невзлюбил. Тот даже не спустил курок револьвера, помчался по окопу, напоминая кролика, боявшегося поднять голову. Завернул за угол и исчез.

— На сегодня он работу закончил, — проговорил один из солдат. — Теперь поест жареного мяса по-пьяченски и будет дрыхнуть, пока не наступит ночь.

— И что с того? Мы пойдем купаться, — ответил другой. — Ты кто? — Он указал на курсанта.

Кадет почувствовал себя маленьким и испуганным, и, поскольку он на самом деле был маленьким и испуганным, решил показать солдатам, похоже, закаленным войной, что тоже не лыком шит, и ответил: «Я был на „Эвридике». С этого момента его только так и звали, пусть это было и женское имя, — даже после смерти.

* * *

Колокольня являла собой круглый железобетонный дот размером с арену для корриды в провинциальных городках. По периметру cortile[41] диаметром метров восемь располагались девять бункеров. Внутренний двор обычно использовали, чтобы позагорать и подышать свежим воздухом. Снаряды, попавшие в середину двора, убили бы всех вокруг, если бы его не отделяла от бункеров крепкая кольцевая стена из мешков с песком. Австрийцы каким-то образом прознали об этом, так что оставили попытки положить снаряд точно во двор.

Бункеры были бы разного размера, если бы их проектировали те, кто их впоследствии использовал. В Колокольне жили двадцать человек, Эвридика стал двадцать первым. В трех, служивших казармой, койки стояли почти вплотную. Бинокли, шинели, оружие, вещмешки висели на гильзах, вбитых в доски обшивки и потолочные балки. В центре каждого бункера располагался стол, на котором стоял фонарь. У стен под амбразурами для стрельбы стояли стулья, винтовки, ящики с патронами. В каждом помещении спали по семь человек. Как минимум семь всегда несли вахту, наблюдая за позициями австрийцев через амбразуры в семи бункерах. Временами четырнадцать человек, а то и все двадцать один стреляли, перезаряжали винтовки, перемещались из одной части укрепления в другую, таская с собой все три пулемета. При атаке противника, которой они опасались, их число следовало удвоить, чтобы каждую амбразуру обслуживали два человека: один стрелял, второй заряжал или мог занять место первого, если бы тот устал или выбыл из строя. Еще в одном бункере находились карты и телефоны, в другом — кухня, в трех хранились амуниция и боезапас. Лазаретом Колокольня похвастаться не могла, поскольку врач отсутствовал: носилки, хирургические инструменты и перевязочные материалы держали в одном бункере с картами. Самое сильное впечатление, конечно же, производил последний, девятый бункер, отведенный под отхожее место.