В душе у бывшего сержанта ойкнуло.
— Ты это…серьёзно?
— Серьёзней некуда, — Прапор пил свой травяной чай вприкуску с сушками. — Думаешь, почему я тебе об этом сейчас говорю? Потому что ты на сто процентов уже в деле. Заслужил узнать, ради чего мы тут животы кладем.
— Неужели победа так близко?
По телу Виктора побежали мурашки.
— Вот этого я тебе сказать не могу. Но горизонт уже виден. ЕС оказались на редкость предсказуемы и совершили все ошибки, что могли совершить. Сейчас пришел наш черед.
— Мало нас, Прапор.
— Зато остались те, кому нечего терять. Европейцы слабее нас духом, они побегут. Но никуда не убегут. Ты в курсе, что на их тыловых базах осталось не более двадцати процентов кадрового состава армии и четверть техники. И восполнить это нечем. Хреновый у них людской материал. Ну ты сам болгар видел, а вот турки против нас в этот раз не пошли. Им на чужой счет жар загребать смысла нет.
— Дай-то бог, — проронил задумчиво Солдат. Ему было одновременно жутко и легко.
Мимо проходило пассажирский состав. В окна старых замызганных вагонов с любопытством уставились чужие для страны люди. После бесконечной череды безлюдных лесов и полей они хотели отдохнуть взглядом на живом городке. Здесь ходили люди, дымили трубы домов, ездили автомобили, теплилась жизнь. Приятно глазу чужака зацепиться за боевые машины альянса, фигуры бойцов службы безопасности и осознать, что хоть где-то соблюдается порядок. Многие обращали внимание на девчушку, стоящую на крыше гаража, замотанную одеждой с ног до головы. Далеко не все понимали, что она стоит уже в «зоне безопасности» и почему-то никто её не трогает. Просто людям было приятно смотреть на маленькую закутанную девчушку с нелепой косой и вспоминать дом и свои семьи.
— Пидарасы!
Несвойственная маленьким девочкам грубая фраза могла взволновать кого угодно, но только не Солдата. Он внимательно наблюдал на боевом защищенном планшете все мелочи и моменты прохождения состава, потому лишь покачал головой. Но что можно ожидать от Миланы? Её родителей убил дрон, посчитав, что их автомобиль угрожает идущей воинской колонне, дедушка наступил в лесу на мину-лепесток, а бабушка была безмерно стара и безумна. Этой девочке было за что ненавидеть нелюдей в поезде. И она одна из немногих прошла испытание «контуром», делающим людей невидимыми для пехотных радаров. «Девочка-призрак»
Пришел наш черед.
Солдат. Освобождение
Мимо проносились бесчисленные перелески, бескрайние поля, множество изуродованных войной поселений. Лишь изредка можно было увидеть едущую вдалеке машину или бредущего по своим неведомым делам человека.
«У этих русских слишком много пространства и мало людей!»
Поезд ехал на благословенный Запад. Пусть Европа нынче и не так богата, как раньше, но это уже проблема цивилизованного мира. Да и не могут быть богаты все просто по праву рождения. Иллюзии эпохи миллениума давно растаяли. Пришло время каждому человеку заново доказывать право на жизнь и достаток.И если для этого придется поехать в дикую восточную страну и делать там самую грязную работу, то значит, так тому и быть! Едущие в поезде люди ни о чем не жалели. Ни солдаты войск ЕС, ни наемники многочисленных частных компаний, ни так называемые гуманитарщики. То есть люди, уничтожавшие эту страну без оружия. Словом или грязным делом. Даже врачи были чаще всего озабочен совершенно другим, а не состоянием здоровья аборигенов. Да и платили им хорошо совсем за иное. За «мясо» и «бревна» из детей диких аборигенов.
— Сандра, выпьешь с нами?
Плохо говорившие на немецком поляки совсем не привлекали худощавую белесую немку. Да мужчины её, собственно, вообще не привлекали.
— Данке, найн.
— Вот и курва!
— Оставь её, она с Элис шпилится. Ей твой дрын совсем не нужен.
Подвыпившие польские наемники заржали во весь голос. Им было весело от осознания того, что удалось выжить и еще неплохо заработать.
— Войцех, нормальные бабы в Неметчине, вообще, остались?
— Не знаю. Вот получу жалованье, поеду в Берлин и лично проверю.
— Там тебя самого Ахмеды проверят. Не понимаю немцев. Как можно было из великого имперского города сделать исламский гадюшник.
— Вацлав, ты об этом потише говори. Муслимов нынче любят, по жопке гладят.
— Мне плевать. Я по закону могу туда с оружием поехать. Пусть хоть одна тварь попробует на меня косо посмотреть. Или их полицейский что-то вякнуть. Это нынче город «свободного права».
— Тогда я с тобой! Проверим, остались ли там годные женские задницы.
Все снова заржали, косясь на стоящую возле окна немку. Вот её зад в отличие от титек был как раз великолепен.