Читаем Солдатами не рождаются полностью

— Обычное дело! Сколько времени прошло… В начале декабря вас ранило. Все с тех пор изменилось. У нас в начале декабря еще Тараховский был…

— Какие тут у вас новости? — спросил Синцов.

— Сейчас доложу. Как соединились, расскажите все же.

И когда Синцов рассказал об этом в самых коротких словах, Ильин досадливо крякнул:

— Эх, не доперли мы с флагом! Что бы нам тоже флаг сделать и им передать! Семнадцать суток к этому шли, а не доперли!

То, что полковой комиссар забрал флаг, на Ильина особого впечатления не произвело. А вот что Шестьдесят вторая приготовила флаг, а мы нет, — раздосадовало. Он был ревнив к таким вещам.

— Так какие же новости? — Синцов сел к столу.

— Новостей много. Вот глядите, куда нам приказано за вечер и ночь выйти. — Ильин повел карандашом налево и вперед за черту, еще вчера обозначавшую на карте передний край противника. Карандаш прошел через вчерашние позиции соседнего, Цветковского, полка и остановился на два километра дальше.

— Так, — сказал Синцов, удивленный быстротой событий. — А Цветков где же будет?

— А Цветков пока еще здесь, куда мы выходим. А будет еще правее — свой участок нам сдаст и за обрез карты выйдет, ближе к Волге. Как и мы, загнет теперь фронт строго на север.

— Да, далеко Цветков сегодня продвинулся.

— Он первый соединился с Шестьдесят второй, — сказал Ильин. — Почти на час раньше нас. Когда от вас связной пришел, сообщил, что соединились, уже и Чернышев (Чернышев был новый начальник штаба полка) и Туманян — все у меня на голове сидели. Как так, Цветков соединился, вы еще чухаетесь?! Так что нам отличиться в дивизионном масштабе уже не светит! А вы, наверно, подумали…

— Мало кто чего думал!.. — сердито сказал Синцов, потому что действительно подумал об этом там, когда соединились, и теперь, задним числом, это было не очень-то приятно.

— Ничего, — сказал Ильин, — пусть Туманян из-за Цветкова переживает, а у себя в полку мы так и так первые. А вообще теперь уже всюду соединились, как гребенка — зуб в зуб. Теперь у начальства главная забота, как бы поменьше путаницы вышло, — увязывают, кто куда выходит.

Синцов не ответил. Подперев руками голову, он молча смотрел на карту, медленно осознавая то непривычное, что вдруг произошло к концу этого короткого зимнего дня. Непривычное заключалось в том, что немцев перед его батальоном больше не было. Впереди были свои. До самой Волги. А немцы, после того как их разрезали, теперь оставались влево и вправо от этого перешейка. И сейчас в наступившей темноте и здесь, у нас, и там, в Шестьдесят второй, наверно, всюду поворачивали части: одни фронтом на юг, против немцев, оставшихся в центральной части Сталинграда, а другие фронтом на север, против тех, кто засел в районе заводов. Их дивизию поворачивали на север. Это было ясно из проложенного Ильиным на карте маршрута.

— А на наше место придет штаб артполка, — сказал Ильин.

— Ясно! — Синцов не отрывал глаз от карты и думал о другом — о том, что путь движения батальона к новому месту сосредоточения будет проходить через места, давно знакомые ему по этому же самому листу карты. Только тогда все было наоборот: отсюда наступали немцы, а наша дивизия сидела с той стороны в обороне.

— Чего смотрите, я все пометил!

— Погоди, — сказал Синцов. Да, вот где-то здесь предполагали штаб немецкой дивизии. А здесь был штаб немецкого полка, действовавшего против его батальона. А вот здесь находились немецкие артиллерийские позиции, и он много раз давал нашим артиллеристам заявки на огонь по ним.

— Пункт сосредоточения около этой отметки, — показал Ильин, — в районе развалин. Там сейчас третий батальон Цветкова, но он уйдет вправо.

— Район развалин, — сказал Синцов. — Тоже нашли ориентир. Тут всюду, кругом район развалин… Ладно, найдем.

Он порылся в полевой сумке и вытащил маленькую, старую, от руки рисованную схемку трех домов и примыкавших к ним улиц, где когда-то дрался его батальон, и положил схемку рядом с картой. Крестик на карте был совсем недалеко от этих мест.

Он сказал об этом Ильину и добавил:

— Черт его знает, оттого что раньше воевал с той стороны, в Шестьдесят второй, сегодня такое чувство, словно сам с собой встретился.

— Да, тебе, можно сказать, повезло и там и тут.

— Везет, когда все время в одной части воюют, вот когда везет, — сказал Синцов и, почувствовав, что нанес этим ответом незаслуженную обиду Ильину, а вместе с ним незримо и всем другим товарищам по батальону, добавил: — Я, конечно, теперь рад, что вместе с вами. Но что скрывать, сначала, когда из госпиталя на старое место не попал, психовал.

И все, что он сейчас сказал, было правдой, — и первое, и второе, и третье.

— Вообще-то конечно, — согласился Ильин, хотя и задетый, но хорошо понимавший, что разговор разговором, а все равно после семнадцати дней боев тот батальон, где они служат, для Синцова уже девять десятых белого света. Это для пего теперь — настоящее, а все остальное, сколько ни вспоминай о нем, — прошедшее.

— Левашов по появлялся? — спросил Синцов.

— Нет.

— Даже удивительно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Некоторые не попадут в ад
Некоторые не попадут в ад

Захар Прилепин — прозаик, публицист, музыкант, обладатель премий «Большая книга», «Национальный бестселлер» и «Ясная Поляна». Автор романов «Обитель», «Санькя», «Патологии», «Чёрная обезьяна», сборников рассказов «Восьмёрка», «Грех», «Ботинки, полные горячей водкой» и «Семь жизней», сборников публицистики «К нам едет Пересвет», «Летучие бурлаки», «Не чужая смута», «Всё, что должно разрешиться. Письма с Донбасса», «Взвод».«И мысли не было сочинять эту книжку.Сорок раз себе пообещал: пусть всё отстоится, отлежится — что запомнится и не потеряется, то и будет самым главным.Сам себя обманул.Книжка сама рассказалась, едва перо обмакнул в чернильницу.Известны случаи, когда врачи, не теряя сознания, руководили сложными операциями, которые им делали. Или записывали свои ощущения в момент укуса ядовитого гада, получения травмы.Здесь, прости господи, жанр в чём-то схожий.…Куда делась из меня моя жизнь, моя вера, моя радость?У поэта ещё точнее: "Как страшно, ведь душа проходит, как молодость и как любовь"».Захар Прилепин

Захар Прилепин

Проза о войне