Стих неумолчный грохот боя. Фашисты, понеся большие потери, откатились назад. Советские войска готовились к решительному наступлению. Боевые товарищи провожали в последний путь павших на поле брани. Дыров поцеловал в лоб мертвого Селезнева, сказал:
— Браток, мы сделали, что могли. Прощай! — На глазах блеснули слезы и перехватило дыхание…
Командир дивизии снял каску, подошел к Дырову.
— Наши герои-артиллеристы выполнили свой свешенный долг перед Родиной. Они завещали нам драться и побеждать.
Вынул из полевой сумки орден Красной Звезды.
— Сержант Дыров! От имени Родины и советского народа вручаю Вам орден!
Приколов к гимнастерке боевую награду, комдив пожал руку сержанту.
— Желаю боевой удачи! Хочу видеть тебя, Дыров, в Берлине, когда будем праздновать нашу победу!
Слова комдива были пророческими. Дыров воевал до дня Победы и отпраздновал его в Берлине.
Всю войну А. Я. Дыров был на передовой. Освобождал Украину и Польшу, форсировал Вислу, удерживал плацдарм у Сандомира, форсировал Нейсе и Одер, добивал фашистского зверя в его берлоге. Трудно подсчитать в скольких боях побывал отважный солдат, сколько раз обманывал злую старуху — смерть!
Но бой на Сандомирском плацдарме Андрею Яковлевичу запомнился на всю жизнь. И все так свежо в памяти, как будто происходило только вчера.
…Бой разгорался. Били пушки, строчили пулеметы, землю перепахивал металл. Тучи пыли и дыма висели на поле боя.
Десятки вражеских танков, самоходок рвались к позициям советских воинов. Гулкие разрывы бомб, рев самолетов придавали этой картине боя черты законченного ада.
Артиллеристы расстреливали стальные чудовища фашистов в упор — прямой наводкой. Но гитлеровцы перестали считаться с потерями, прут и прут вперед, хотя поле боя покрыто зловещими черными кострами. У орудий осталось всего по два-три бойца. Командир батареи сам ведет огонь по фашистам, не отрывается от прицела окровавленный, перебинтованный Дыров. Метрах в двадцати от пушки загорелся еще один немецкий танк. И тут же тревожный выкрик подающего снаряды Глотова.
— Танк!
Обернувшись, Дыров увидел в десяти шагах от себя еще одну вражескую машину, даже почувствовал жар раскаленного металла.
— Огонь!
Танк клюнул стволом и, словно подавился дымом, заглох. Дыров смахнул холодный пот с лица, длинно выругался:
— Тут тебе и могила…
Орден Славы первой степени украсил грудь Андрея Яковлевича.
Никогда не забудет Дыров напутственных слов командира батареи, провожавшего его на вокзал. Не забудет трогательного прощания с однополчанами. Нет, не забудет, как обнимались, целовались с фронтовыми побратимами. Сколько трудных солдатских дорог прошли вместе! Сколько боевых друзей потеряли они на этих дорогах!
А вот сейчас расстаются, горькие мужские слезы оросили лица солдат. Дыров вошел в вагон, вслед несется голос командира расчета Пятакова:
— Андрюша, не забывай! Живи счастливо!
Паровоз, набирая скорость, приговаривал: «Домой, домой, домой пора! Домой, домой, домой пора!»
Андрей Яковлевич проводил глазами перрон, присел, достал кисет с махоркой, свернул самокрутку, глубоко затянулся. Скоро будет дома… В семье… Как они там! Ведь почти четыре года прошло!
Соседи по купе затянули песню: «Давно мы дома не были…» И совсем растаял солдат.
Время, в дороге тянется — ужас как. Будто в сутках стало не 24 часа, а все 72! Наконец, улыбающийся проводник объявил:
— Подъезжаешь, собирайся, солдат!
Сердце застучало сильнее. Закинул вещмешок за плечи, взял в руки чемодан. Пассажиры расступились в проходе, давай дорогу воину: пусть первым выйдет из вагона.
Паровоз медленно подходил к перрону. Звуки оркестра несли мелодии марша.
Город встречал солдата-победителя…
СМЕЛОГО ПУЛЯ БОИТСЯ!
Трижды приходил Нугман Шарипов в военный комиссариат и чуть ли не со слезами на глазах просил направить его на фронт. И трижды ему отказывали: рановато, возраст не призывной. Потерпи еще.
Нугман приходил домой молча, ложился и думал: «Пока подрасту — война кончится. Ни одного фашистского зверя не убью…»
А в марте 1943 года, на вокзале, мать прижала сына к груди, поцеловала в голову:
— Пусть аллах тебя бережет, Нугман!