Солдатская награда

Старик, рассмеялся, и миссис Пауэрс, слыша это, обрадовалась. Но тут же почувствовала сомнение. Они так похожи! Неужели обе эти женщины заставят его передумать? Она сказала:

– Можно я провожу мистера Сондерса до калитки? Вы не возражаете?

– Что вы, мэм! Я буду счастлив! – Ректор стоял в дверях, сияя улыбкой им вослед, когда они спускались вниз. – Жаль, что вы не можете остаться к завтраку.

– В другой раз, доктор, в другой раз. Сегодня меня ждет моя хозяюшка.

– Значит, в другой раз, – согласился ректор.

Мистер Сондерс пристально посмотрел на нее.

– Не нравится мне все это, – отрезал он. – Почему никто не скажет ему правду про сына?

– И мне не нравится, – сказала она. – Но если бы ему даже сказать, разве он поверит? Вам-то не пришлось ничего объяснять?

– О господи, конечно, нет! Стоит только взглянуть на него. Мне даже смотреть было страшно. Но я-то вообще трус, – добавил он невесело, словно оправдываясь. – А что о нем говорит врач?

– Ничего определенного. Очевидно, он позабыл все, что было до ранения… Тот, кто был ранен, исчез, сейчас это другой человек, взрослый ребенок. Самое ужасное – это его апатия, отрешенность от жизни. Ему все равно, где он, что он делает. Должно быть, его просто передавали из рук в руки, как ребенка.

– Нет, я хотел сказать: поправится он или нет?

– Кто знает? – Она пожала плечами. – Физически в нем нет ничего такого, что можно было бы исправить хирургическим путем, если только вы об этом.

Он молча шагал по дорожке.

– Все-таки отцу надо было бы сказать, – проговорил он наконец.

– Знаю, но кто возьмет это на себя? А, кроме того, он все равно скоро сам поймет. Зачем же заранее отнимать у него надежду? Удар все равно не смягчить, ни сейчас, ни потом. Ведь он такой старый, а сейчас он так счастлив. А может быть, Дональд и выздоровеет… Все бывает, – солгала она.

– Да, конечно. Значит, вы считаете, что он может выздороветь?

– Почему бы и нет? Остаться навсегда таким, как сейчас, он не может.

Они дошли до калитки. Чугун решетки был шершав на ощупь и нагрет солнцем, но в небе уже не осталось просветов.

Мистер Сондерс мял шляпу в руках;

– А вдруг… вдруг он не выздоровеет? Она взглянула прямо ему в глаза.

– Вы хотите сказать: умрет? – резко спросила она.

– Ну да. Если хотите.

– Об этом-то я и хочу с вами поговорить. Вопрос в том, как укрепить его дух, дать ему что-то, ради чего, ну, ради чего жить. Кому же лучше сделать это, как не мисс Сондерс?

– Ну, знаете ли, мэм, не слишком ли многого вы требуете? Могу ли я рисковать счастьем своей дочери ради такой смутной надежды?

– Вы меня не поняли. Я не прошу вас настаивать на их обручении. Но почему бы Сесили – мисс Сондерс – не видеться с ним как можно чаще, быть с ним поласковей, если надо, пока он не станет узнавать ее, не сделает над собой усилие? Подумайте, мистер Сондерс. А если бы речь шла о вашем сыне? Разве это была бы слишком большая просьба к вашему другу?

Он снова посмотрел на нее, пристально, с одобрением.

– У вас хорошая голова на плечах, мой юный друг. Значит, мне надо только уговорить ее приходить к нему, видеться с ним. Так, что ли?

– Нет, вам надо сделать больше: вы должны настоять, чтобы она с ним виделась, обращалась с ним, как раньше. – Она схватила его за руку. – Не позволяйте вашей жене отговаривать ее. Ни за что не позволяйте! Помните: он мог бы быть вашим сыном.

– А почему вы думаете, что жена будет возражать? – удивленно спросил он.

Она усмехнулась.

– Не забывайте, что я тоже как-никак женщина, – сказала она. Лицо у нее стало серьезным, непоколебимым. – Вы не должны допустить до этого, слышите?

– Ее глаза настаивали. – Обещаете?

– Да, – согласился он. Он взял протянутую руку, почувствовал простое, крепкое рукопожатие.

– Помните: вы обещали! – сказала она.

Крупные теплые капли дождя уже тяжело срывались с пухлого, скучного неба. Она быстро простилась и побежала по лужайке к дому, спасаясь от нападения серых эскадронов дождя. Длинные ноги несли ее вверх по ступенькам, на веранду, и дождь, как обманутый преследователь, понесся по лужайке, словно отряд кавалерии с серебряными пиками.

5

Мистер Сондерс с беспокойством посмотрел на разверзшееся небо, вышел из калитки и столкнулся с сынишкой, бежавшим из школы.

– Ты видел его шрам, папка? Видел шрам?! – сразу закричал мальчик.

Он посмотрел на это неугомонное существо – свою миниатюрную копию – и вдруг, опустившись на колени, обнял сына, крепко прижав его к себе.

– Значит, видел шрам, – укоризненно сказал Роберт Сондерс-младший, пытаясь высвободиться из рук отца, а струи дождя плясали по ним, прорываясь сквозь ветви деревьев.

6

Глаза у Эмми были плоские и черные, как у игрушечного зверька, волосы неопределенного цвета, выгоревшие на солнце, стояли копной. И в лице Эмми было что-то дикое: сразу было видно, что она перегоняла своих братьев и в беге, и в драке, и в лазанье по деревьям, и легко было себе представить, что она выросла на мусорной куче, как маленькое, но крепкое растение. Не цветок, но и не простой сорняк.