Солдатская сага

Когда мы выскочили на главный хребет и прошли метров пятьсот, в наушниках радиостанции прозвучал хриплый властный голос:

— «Ворон-3», берите выше. Вы бьете нам через голову!

Я передал этот приказ взводному, и мы, остановив шедшую чуть позади нас разведку, недоуменно уставились на буквально в пятидесяти метрах от нас прогнувшую хребет седловину. За этой седловиной вновь поднимался «наш» гребень, и там вдалеке уже мелькали шустрые фигурки, явно — аллахеры. Слева же, в проеме, метрах в шестистах, был виден параллельный хребет, откуда и велся основной огонь. Били уже хорошо, весьма прицельно, так что наша группа была вынуждена идти не по самому гребню, а на два-три метра ниже — по скату правой стороны. Только перед самой седловиной, когда уже деваться было некуда, мы выставили пулеметы и стали понемножку дружно давить правоверных. Два десятка ПК — мало не покажется! И тут, здрасьте — через голову! Тогда где же, в таком случае, ваши головы?!

Ничего не уяснив, мы дали запрос обозначить себя. Через пару секунд из-под земли, в каких-то тридцати-сорока метрах, вылетела осветительная ракета. Вокруг стояло человек пятьдесят, и, по-моему, у всех глаза на лоб полезли — вот так спецназ!

Более бездарной и безнадежной, более неприспособленной к обороне позиции не было в радиусе как минимум десяти километров. Взвод Морозова, вырыв пять окопов полного профиля и укрыв их маскировочными сетями, сидел посередине тридцатиметровой ямы, подпираемой с трех сторон господствующими высотами.

Им просто трижды повезло. У правоверных в этот раз под рукой не оказалось ни одного сраного минометишки — раз, просто не хватило времени, чтобы добить «спецов» до конца, это — во-вторых. А в-третьих, духи зажали их ночью, и к рассвету разведчики успели вырыть глубокие норы.

Шок от увиденного был настолько силен, что все сразу замолчали, и даже пулеметчики, взявшиеся было за подавление огневых точек, уставились на офицеров. Звонарев ждал команды — руководил операцией командир разведроты. Он-то и нарушил тяжелое молчание.

Капитан взял у своего солдата переговорное устройство и вызвал Морозова. У того, кажется, был позывной: «Сова». Серега, незаметно поманив меня пальцем. Показал жестом, чтобы я перевернул наушник — тоже интересно послушать. Ротный холодно распорядился:

— «Филин» на связи. Докладывай обстановку…

— У нас два трупа и раненых — трое. Сами выйти не можем. Пройдите ниже нас, прикройте пулеметами и киньте несколько человек на помощь. Вытаскивать…

— Ну а сам, как себя чувствуешь?

Старший лейтенант долго не отвечал, потом в наушнике прохрипело:

— Легкое ранение… в шею. Дойду сам.

— Здесь я решаю. Кто как проходит и куда доходит… и как! Ты меня слышишь? Когда вас вытащат, я надеюсь увидеть три трупа. Ты меня понял?..

Ответа не последовало.

Звонарев подошел к старшим офицерам, минуты три они там вполголоса о чем-то переговорили, и Серега вернулся к нам. Увидев его подобревшее, почти ласковое лицо, Зуб внезапно скорчил такое умное выражение на своей морде, что полвзвода так и прыснуло. А Гриша, не обращая на смех никакого внимания и всем видом показывая, что ему, как всегда, досталась самая опасная и неблагодарная работа, полез с пулеметом наверх. Взводный не выдержал:

— И куда, сучара?!

— Як цэ, куды? Прыкрыватымо! А що?

— Ах ты, гадость такая, а! Ну, иди, чмо, иди… ладно… — И, повернувшись ко мне, начал: — Глебыч…

Дальше можно было и не продолжать. Я кивнул и молча стал стаскивать с себя разгрузку с магазинами, потом сунул винтовку своему подопечному Юре Ткаченко и показал головой Катаеву: «Пошли». Саня и сам знал, что ему делать.

Когда мы были готовы. Звонарев поставил задачу:

— Так, мужики. Вместе с разведкой, «по звонку», кидаетесь в окопы. Твой, Бобер, вот тот, второй слева. Ты поаккуратней, там Мороз, понял? Он ранен. И еще двое; если что — они помогут. А ты, Санек, в последний, пятый. Туда — смело, там два трупа. Возьмешь веревку… ну, ты знаешь. И лбами не стукнитесь вон с тем бабаем, — с тобой идет. Ясно?!

Мы что-то буркнули в ответ, и он закончил:

— Все, удачи! И резво чтоб…

Спасибо огромное! А то мы забыли…

Группа поддержки, отложив оружие и сняв с себя все лишнее, как спринтеры, изготовилась к рывку в десять-двадцать метров. Разом, беспрерывной очередью грохнули пулеметы, кто-то из офицеров гикнул, и мы, согнувшись пополам и задержав дыхание, рванули по «своим» окопам.

Я влетел ногами вперед; там меня уже ждали и лица, под ошипованные подошвы не подставили. Старший лейтенант сидел, прислонившись к стенке, остальные, поймав и поставив меня на ноги, продолжали собирать свои баулы.

На предложение сделать ему нормальную перевязку Морозов отрицательно покачал головой. Я для приличия спросил:

— Промедол?

Он, вымученно усмехнувшись, выразительно постучал пальцем по нагрудному карману брезентовой «штормовки». Потом, вспомнив о чем-то, сказал:

— Ты, парень, помог бы моим дотащить ранец. — И указал на свой раздутый рюкзак.

Когда я согласно покачал головой, он опять устало улыбнулся и добавил:

— Смотри — тяжелый.