Солдатский маршал [Журнальный вариант]

— Армия должна быть в полной боевой готовности, и в случае наступления немцев на юго–западном театре военных действий, на Киев, нанести фланговый удар и загнать немцев в Припятские болота.

С этим Конев и отбыл в Черкассы, где расположился штаб 19‑й армии.

Войска перебрасывались в обстановке строжайшей секретности. Даже штаб Конева не располагал точной информацией о конечной цели маневра на северо–запад, не говоря уже о дальнейших задачах. Уже под Белой Церковью в состав 19‑й армии вошёл 25‑й стрелковый корпус генерал–майора Честохвалова. Войска вышли в указанные районы и расположились компактно в палаточных городках. «За три недели до начала войны, — не без гордости впоследствии вспоминал маршал Конев, — заранее отмобилизованная, вновь сформированная 19‑я армия выдвигалась согласно директиве Генштаба на Украину. Хорошие были войска, как казаки, прекрасный русский народ, мужественные воины».

18 июня Конев прибыл в штаб Киевского военного округа, как он потом пояснил, «для того, чтобы сориентироваться в обстановке и решить целый ряд вопросов материально–технического обеспечения войск армии». Его армия не входила в состав Киевского Особого военного округа, а значит, и на довольствие её здесь надо было ещё устраивать.

К командующему округом генералу М. П. Кирпоносу Конев не попал. Ему сообщили, что тот болен. Беспокойство росло. А дальше я приведу цитату из воспоминаний маршала Конева. Она достаточно отчётливо характеризует обстановку неопределённости, осторожности и, в некоторой степени, растерянности, которая в те дни царила в штабе Киевского Особого военного округа. Никто не осмеливался брать на себя ответственность признать очевидное, чтобы принять необходимые меры к недопущению того разгрома, который начнётся уже спустя трое суток. «Отправился к начальнику штаба М. А. Пуркаеву. Я хорошо его знал ещё по Московскому военному округу, когда командовал 17‑й дивизией, а он был заместителем начальника штаба Московского округа. Но, к сожалению, от него я не получил ясной картины обстановки. Тогда я направился к члену Военного совета Вашугину. Беседа носила дружеский характер, но узнать от него что–либо новое мне также не удалось. /…/ Впоследствии я узнал, что в первые дни неудачных боёв на Юго — Западном направлении он покончил жизнь самоубийством. /…/ Не прояснили ситуацию ни мой давний приятель, заместитель командующего войсками округа Всеволод Яковлев, с которым я вместе учился в Военной академии имени Фрунзе, ни генерал–майор А. И. Антонов, заместитель начальника штаба по материально–техническому обеспечению. И вот, проходя из кабинета в кабинет по коридорам и холлам прекрасного здания штаба Киевского военного округа /…/, я неожиданно столкнулся с полковником Иваном Христофоровичем Баграмяном. Он в то время был начальником оперативного отдела штаба округа и спешил на доклад к М. А. Пуркаеву. /…/ Через полчаса, когда Иван Христофорович вернулся, мы вместе с ним в его кабинете заслушали донесение начальника разведотдела. Как только разведчик открыл карту юго–западной границы округа, бросилась в глаза большая плотность условных знаков, нарисованных синим карандашом, а синим цветом, как известно, обозначают противника… Видно было, что на границе Советского Союза сосредоточивается большая немецкая группировка: моторизованные дивизии, корпуса, штабы, сосредоточение танков, авиации; на карте были зафиксированы и пролёты вдоль нашей границы немецких самолётов. Никаких сомнений быть не могло — это развёртывалась ударная группировка противника для наступления. Я задал Ивану Христофоровичу и начаразведки один вопрос: «Знает ли об этом Москва, нарком обороны и Генеральный штаб?» — «Да, знает, — был ответ, — мы ежедневно докладывали об этом в Москву». И добавил, что, видимо, завтра или послезавтра Военный совет и штаб округа выедут на передовой командный пункт в район Тернополя, будут там в полной боевой готовности.

У меня, как и у каждого военного, мог быть только один вывод: да, это война».

Конев срочно вернулся в штаб армии и отдал распоряжение о приведении войск в полную боевую готовность. Связался по телефону с начальником Генерального штаба Жуковым, доложил о том, что наблюдал в Киеве, и попросил разрешения срочно выехать в штаб округа в Ростов. Жуков выслушал его спокойно, выезд в Ростов разрешил, но предупредил, чтобы постоянно был на связи.

В Ростов Конев прибыл вечером 20 июня. Весь следующий день занимался делами округа. Выслушал доклады об обстановке на границе. Проанализировав информацию, тут же отдал необходимые распоряжения для приведения войск в полную боеготовность. «В ночь на 22 июня, — вспоминал маршал, — находился у себя на квартире. В два часа ночи 22 июня раздался звонок по ВЧ. Жуков сообщил, что положение угрожающее, дал команду привести в готовность все средства противовоздушной обороны Ростова. «Командующим округа оставьте Рейтера, своего заместителя, а сами немедленно вылетайте в армию, быть там в полной боевой готовности».