Солдатский подвиг. 1918-1968

Пронзительно завыл двигатель. Раздался оглушительный взрыв; казалось, началось извержение вулкана огромной силы. Выстилались зеленым ковром гибкие березы, окружающие позицию ракетной батареи. Яркое пламя осветило полнеба. Ракета рванулась с установки и, оставляя позади огненный шлейф, сперва вроде бы совсем медленно, а потом все быстрее и быстрее понеслась в голубую даль.

Эдуард Фельдблюм замер у экрана индикатора, а на нем — две крохотные отметки: ракета и цель. Стремительно сокращается между ними расстояние. И вот ракета нагнала самолет. И сразу на экране возникли новые «пачки» — маленькие черточки. Они отразили устремившиеся вниз обломки самолета.

— Цель поражена! — доложил старший лейтенант Фельдблюм.

— Самолет сбит. Выбросился парашютист, — вторит ему наблюдатель за воздухом ефрейтор Миганат Грифанов.

Только тут Эдуард Фельдблюм заметил, как текут по его лицу липкие струйки пота, как дрожат пальцы, так решительно нажавшие перед этим кнопку пуска.

Ракета, пущенная воинами майора Воронова, пошла вдогонку за Пауэрсом. Взрыв ударил его самолет по хвосту, и это спасло пилота от верной гибели. Огромная машина стала разваливаться на части. Они не горели. В стратосфере не хватало кислорода. Большие части свободно планировали на землю, и это сохранило несущие плоскости и шпионскую аппаратуру от полного разрушения.

Пауэрс не стал выполнять данную ему инструкцию — взорвать остатки самолета, а самому покончить жизнь самоубийством. Он постарался побыстрее выброситься на парашюте и раскрыл его лишь на высоте 14 тысяч метров. К месту приземления Пауэрса подбежали находившиеся невдалеке колхозники. Они еще не знали, что парашютист — шпион, и думали, что это наш пилот, совершивший учебный прыжок или попавший в беду. Летчик лежал без движения.

— Ранен? Не надо ли воды? — заботливо спрашивали колхозники.

Наконец Пауэрс очнулся. Он испуганно глядел на окруживших его людей, не понимал вопросов, зная только одно: что он сбит и находится на земле, которую пытался в шпионских целях сфотографировать, что его окружают советские люди, на мирный труд которых он по приказу своих генералов покушался. И от сознания этого, как от удара электрической искры, он вскочил и поднял кверху руки, залепетав что-то на непонятном для окружающих языке.

— Фашист! Враг! — загудела толпа.

— Взять его, ребята…

Спустя месяц после этого памятного события мне довелось присутствовать на учениях ракетных частей. Ночью в одной далекой таежной деревеньке я заметил группу подростков на велосипедах. Они стояли, укрывшись под деревьями на окраине селения, и пристально смотрели в небо. А там, в темной выси, шел учебный бой истребителей. Я обратился к белобрысому парнишке лет двенадцати в выцветшей футболке:

— Вы чего тут собрались?

— Как — чего? Ждем.

— Кого?

— А может быть, еще какой-нибудь Пауэрс с неба свалится. Так мы его выловим.

Попытки уверить ребят, что идет учение, что это не боевая тревога, успеха не имели.

— Мы еще немного подождем. На всякий случай…

Июль 1960 г.

Василий Песков СОЛДАТСКАЯ МЕДАЛЬ КОСМОНАВТА

Рис. Г. Калиновского

— Какой же он космонавт! Он на космонавта и не похож.

— Космонавт! Точно тебе говорю.

Это разговор двух девушек, наблюдавших за игрой в теннис на корте космодромного городка.

Я бы тоже за космонавта его не принял.

За столом около спортивной площадки сидел человек совсем не гагаринского возраста.

Спортивный костюм, обут в кеды, энергичные черты лица, седина в волосах. Да, конечно, он скорее похож на спортивного тренера, чем на привычного нам космонавта. На коленях у меня лежала бумажка: «Феоктистов Константин Петрович. 38 лет. Родился в Воронеже. Русский. Беспартийный. Окончил Высшее техническое училище имени Баумана. Кандидат наук. Читает по-английски. Имеет медаль за войну и два трудовых ордена, полученных совсем недавно». Далее характеристика: широко эрудирован в технических вопросах и является хорошим специалистом в своей работе… Руководил разработкой важных научно-исследовательских тем. Увлекся философией и кибернетикой… В этом году прошел медицинское обследование, испытание на центрифуге и в термокамере, изучил методику ведения научного эксперимента в полете. Вот и все, что мог сказать о человеке листок бумаги.

— Мало? — человек положил руки на стол и дружески улыбнулся. — Ну хорошо, атакуйте. Я приготовился.

Разговор продолжался около часа. Я привожу его таким, каким был этот разговор за двое суток до старта, — вопросы и ответы.

— Я тоже из Воронежа. Вопрос земляка: вы помните этот город, связаны с ним сейчас?