Солдатский подвиг. 1918-1968

Идут, бывало, под дождем. С неба льет, как будто оно прохудилось. Солдаты нахохлились, как воробьи. Вода за шиворот течет. Грязь непролазная, ноги от земли не оторвешь. А идти нужно: впереди бой.

Джафаров поет что-то, но никто внимания не обращает.

Тогда Кузнецов возьмет да повторит его напев по-русски:

Ой, за шиворот вода течет,
Под дождем наш взвод идет…
Зачем ходим, зачем мокнем,
За все сразу с немца спросим!

— Правильно, во всем фашисты виноваты! Скорее дойдем — скорее расквитаемся!

Засмеются солдаты и зашагают веселей.

Дружба и сил прибавляет, и в бою выручает. Казалось бы, не она, пришлось бы друзьям погибнуть накануне самой победы.

Случилось это при штурме Берлина.

Рота захватила дом на перекрестке, закрывавший подход к рейхстагу, и тут попала в окружение. Кончились гранаты, на исходе патроны. Кузнецов запросил по радио подмогу, но вражеский радист напал на волну и подслушал.

Когда на помощь пехотинцам пытались прорваться наши танки, их в упор расстреляли два «тигра», спрятавшиеся в воротах дворов.

Танкисты едва спаслись, а танки горели среди улицы, как два дымных костра.

Что делать? Многие солдаты были ранены. Пулемет Джафарова разбит снарядом. Сам он с осколками в груди лежал на паркетном полу старинного дома, и его смуглое лицо, запорошенное известкой, казалось мертвым.

— Ты жив, Иргаш? — наклонился к нему Кузнецов.

Казах лишь чуть-чуть улыбнулся уголками губ.

— Ну, давай попрощаемся, дружба… Вон фашисты накапливаются, а нам и встретить их нечем.

— Подмогу зови. Танки зови. Пускай магазином идут, через витрину, как я сюда шел… Магазин большой, пол бетонный, — шептал Иргаш, как в бреду, по-казахски.

— Беда, брат: перехватывает мои слова фашистский радиоволк, хорошо знает по-русски.

— Зачем по-русски, говори по-казахски!

Услышав эти слова, Кузнецов стиснул руку Джафарову и прошептал:

— Это верно… Но кто же меня поймет? Только я да ты знаем в нашем полку по-казахски!

— Вызывай штаб, проси Узденова. Земляк мой Берген Узденов.

Джафаров смежил веки и умолк, обессилев от разговора.

Кузнецов припал к рации и, надев наушники, стал вызывать полк. Он вспомнил, что видел в штабе маленького смуглого танкиста в кожаном шлеме, прибывшего для связи из танковой части.

— Узденов, прошу к аппарату танкиста Узденова! — решительно потребовал Кузнецов, замирая от волнения.

Фашисты, почуяв, что рота ослабла, становились все наглее. Они строчили по дому из автоматов, швыряли гранаты, били по окнам ослепляющими фауст-патронами. И, крадучись вдоль стен, продвигались все ближе.

Наши отвечали редкими выстрелами, сберегая патроны для последней схватки.

— Я — Узденов, слушаю! — раздался в наушниках резковатый голос.

— Я — Кузнецов, друг Джафарова, — сказал в ответ Кузнецов по-казахски. — Слушайте меня, слушайте внимательно. К нам можно прорваться через универсальный магазин, прямо через витрину… там, где дамские наряды выставлены. Пол бетонный. Это напротив того места, где горят танки. Отвечайте по-казахски: нас подслушивают!

— Вижу горящие танки.

— Так вот, улицей не ходите: там в воротах «тигры». А прямо через магазин. Его задний фасад выходит на наш двор.

— Есть, сейчас будем на месте! — сказал Узденов.

Его мужественный голос еще звучал в ушах Кузнецова ободряющей музыкой, когда, взглянув в окно, он увидел в нем фашистов. Они лезли в дом со двора. Пробрались по канализационным трубам и теперь, серые, грязные, как крысы, карабкались в окна дома, срываясь с карнизов и подсаживая друг друга.

Не успев снять наушники, Кузнецов схватился за автомат, но выстрелов не последовало — патроны вышли все. Он хотел крикнуть товарищам, но все были заняты: отбивали атаку фашистов с улицы.

«Вот и смерть пришла!» — подумал Кузнецов. И такая его взяла досада, что схватил он свою походную радиостанцию, которую берег и лелеял всю войну, и обрушил ее на ненавистные каски со свастикой.

Но в это время над головой радиста взвизгнули пули, ударили в потолок, и его засыпало штукатуркой, словно он попал под пыльный душ. Все скрыло белой пеленой.

Это ворвался во двор советский танк и, поворачивая башню, стал сметать фашистских солдат с окон карнизов пулеметным огнем.

Появление его было для них полной неожиданностью. Фашистский радист долго ломал голову: на каком это шифре переговариваются русские радисты? Учен был, хитер немец, а казахского-то языка не знал. Все слышал, а ничего не понял и не успел предупредить своих, как в тыл им прорвался наш грозный танк.

Опоздай он на минуту — погибли бы наши герои.

Это был командирский танк самого Узденова, других не было под рукой. Когда контратака была отбита и Кузнецов пришел в себя, он больше всего жалел, что сгоряча разбил свою радиостанцию о фашистские головы.

— Ничего, была бы своя голова цела. Рацию новую наживем, дружба, — утешил его Узденов и, деловито оглядываясь, тут же спросил: — Нет ли здесь местечка, откуда стрельнуть по рейхстагу?