Автомобилей на шоссе встречалось не так уж много, но нужного не было. Вертолёт нагонял их один за другим, снижался и снова взмывал вверх.
«Неужели проскочил, не заметил?»
Стрельников стал тревожиться. По всем расчётам, вертолёт должен был давно нагнать машину, на которой уехали нарушители.
И вот впереди показался ещё один грузовик. Он шёл довольно быстро, притормаживая только на поворотах и помигивая малыми лампочками стоп-сигнала.
Стрельников снова повёл машину на снижение. Вертолёт стремительно пронёсся мимо грузовика, и капитан отчётливо увидел бортовой номер: 16–38.
В кузове грузовика испуганно заметались две мужские фигуры.
— Поздновато спохватились, — вслух сказал Стрельников и, сбросив газ, повёл машину на посадку.
Вертолёт прямо на асфальте загородил грузовику дорогу.
Через минуту нарушителей уже выдворяли из кузова, вежливо поддерживая под локотки.
Так закончился этот «рядовой», как говорят на заставе, вылет. Нужно, однако, быть далеко не рядовым пилотом, чтобы справиться с заданием в пургу, при шестибалльном ветре. Но такова уж работа пограничных лётчиков — уметь летать в любую погоду.
ЭХО ВОЙНЫ
Ровно за три недели до сороковой годовщины Октября по Кировскому району Курска разнеслась весть: у железнодорожного переезда, близ ворот гипсового завода, кто-то заложил мину и снаряд. Об этом заговорили все сразу, будто новость передавалась не из уст в уста, а откуда-то сверху обрушилась на район.
Вездесущие и всезнающие мальчишки авторитетно утверждали, что найден не один, а десять снарядов, и даже не десять, а пятьдесят три. Перебивая друг друга, они рассказывали, как в сторону завода одна за другой пронеслись зелёные машины военного коменданта Бугаева и полковника Диасамидзе, как вслед за ними промелькнули «Победы» секретаря райкома партии, председателя райисполкома, председателя горсовета.
На дорогах близ завода появились усиленные наряды милиции и комендантский патруль. Всякое движение через переезд было запрещено. К вечеру запретная зона расширилась: уже не разрешали ходить и ездить по одной из прилегающих к заводу улиц.
Руководители района видели, что надо успокоить население, но сделать этого не могли: нависшая опасность далеко превосходила даже фантазию мальчишек.
…В кабинете директора гипсового завода собралось человек пятнадцать. Здесь были партийные и советские работники, военный комендант города подполковник Бугаев, директора нескольких предприятий, прилегающих к заводу. На их тревожные вопросы полковник Диасамидзе отвечал: пока его люди не разведают, что и как спрятано под землёй, ничего сказать нельзя. Дав указание о первейших мерах предосторожности, он попросил всех оставить кабинет, который был расположен в двадцати метрах от опасного места.
Остались только полковник, военный комендант и ещё два военных специалиста. Они обсудили создавшееся положение, вызвали капитана Горелика, старшего лейтенанта Поротикова и лейтенанта Иващенко. Разведка началась.
Вскоре вырисовался сильно вытянутый эллипс размером в шестьдесят квадратных метров. Мина — это всегда тайна. Как обезвредить мину, знает лишь тот, кто её ставил. Те, кто снимает, должны раньше разгадать, как она уложена.
Опасаться надо не только заминированного снаряда. Самое страшное то, что его окружает. К нему может быть протянута замаскированная проволочка. Чтобы обезвредить снаряд, надо перерезать её. Но случается, что именно от этого он и взлетает на воздух. Никто не знает, сколько существует способов минирования. Сколько минёров, столько способов. Впрочем, куда больше. Каждый минёр может придумать десятки способов закладки мин и снарядов.
Чтобы обезвредить мину, надо провести исследовательскую работу. Но это работа не в тиши научного кабинета или лаборатории, где главное достигается экспериментами. Здесь эксперименты недопустимы — они смертельны.
Миллиметр за миллиметром офицеры и трое солдат сняли сапёрными ножами верхний слой грунта с эллипса. Пересыпанные землёй, точно тюленьи спины из воды, показались десятки снарядов. Определили и глубину их залеганий. Теперь картина стала ясной.