Солдаты

Нашла у себя в огороде, в подсолнухах, где я лежал, потеряв сознание от

тяжелого ранения в грудь. Укрыла в погребе, а когда пришли наши войска,

сообщила какой-то медицинской сестре. И я был отправлен в госпиталь. Но об

этом расскажу подробнее, когда вернусь. А это будет скоро! Так что писем мне

не пишите. Они меня уже не застанут.

Жму крепко ваши солдатские руки и обнимаю вас всех.

Ваш Аким.

1 марта 1944 года г. Саратов".

Сенька поднял голову, и все впервые увидели в его озорных глазах

прозрачные камельки. Он быстро смахнул их рукой и, переборов минутную

слабость, спросил:

-- А тебе он разве... не написал, Наташа?

На него лукаво смотрели большие темно-синие глаза.

Разведчики хитро улыбались.

-- Да что с вами, в самом деле? -- не понимал Сенька.

В эту минуту в дверях показался высокий и худой солдат с новенькими

ефрейторскими нашивками на погонах. Очки на его ястребином носу блестели.

-- Аким?! -- заревел Ванин. -- Акимка, чертяка!.. Вот те на!.. --

подпрыгнув, он обнял друга за шею. -- А как же письмо?..

-- Вот, Вера принесла. А я следом за ней пришел. Вхожу в дом, смотрю --

читают.

-- Аким... -- Сенька вдруг замялся, погрустнел. -- Ты... ты, знаешь

что... прости меня. Я был не прав...

Аким порывисто обнял своего беспокойного приятеля:

-- Это ты о чем?.. Ну, вот еще выдумал!.. Собственно, что ты... в самом

деле?.. Не надо об этом, Семен!..

Они смотрели друг на друга, не скрывая своей большой радости.

Разведчики уселись за стол, Пинчук обещал их вкусно покормить.

Шахаев не торопился к столу, он сидел на подоконнике и молча наблюдал

то за Акимом, то за Наташей. Он видел, как горячая кровь приливала к ее

счастливому лицу. Лицо ее все время менялось -- Наташа смотрела на Акима то

с удивлением, то с безмерной радостью.

Пировали до самого обеда. Пинчук расщедрился и угощал разведчиков

такими закусками, о наличии которых на складе старшины солдаты и не

предполагали. Кроме общей радости, вызванной выходом наших войск на

государственную границу и возвращением Акима, у Петра была еще своя,

отдельная радость. Юхим удивил его новым письмом: завхоз построил-таки

саманный завод и восстановил колхозные конюшни. Не ожидал Петр от Юхима

такой прыти!..

На столе появились куличи, крашеные яйца, золотое виноградное вино в

глиняных кувшинах. Это угощали своих освободителей молдаванки, одну из

которых Вера уже приревновала к Сеньке. Кузьмич, красный и по-детски

счастливый, и Пинчук по очереди произносили тосты. К концу торжества оба они

уже хрипели.

Аким и Шахаев не пили. Первому не велели врачи, а второй вообще не

любил вина. Они незаметно вышли из комнаты и спустились в сад. Там было

прохладно, свежо. Забаров, необычно торжественный, стоял под яблоней и о

чем-то оживленно разговаривал с майором Васильевым. Федор то и дело

показывал в сторону реки и улыбался. Глубокие морщины на его лбу

разгладились. Аким и Шахаев зашли в беседку, присели у маленького круглого

столика. Парторг расстегнул полевую сумку и достал оттуда небольшой помятый

лист бумаги.

-- Мое заявление? -- удивился Аким.

-- Твое. Может, допишешь?..

Аким с глубокой благодарностью посмотрел на скуластое лицо парторга,

потом на его почти белые волосы. "Как он постарел", -- подумал Аким и

сказал:

-- Давай... теперь допишу.

Из дома вышли в сад и остальные разведчики. Ванин искал глазами Акима.

Но, заметив, что он беседует с парторгом, решил не мешать. Взяв Камушкина за

руку, он побежал к краю сада. Спустившись по каменной лестнице, они

неожиданно столкнулись с Бокулеем. Румын в глубокой задумчивости

всматривался в правый берег. Его большие губы что-то шептали.

-- Бокулей! -- окликнул его Ванин. -- Вот ты и добрался до своей

родины!

Румын вздрогнул и обернулся.

-- Шпасибо!.. -- сказал он вдруг. -- Шпасибо, Сенька!..

Ванин приосанился: он хорошо знал, за что его благодарит этот иноземец.

-- Получай свою Румынию, Георгий, да помни: никаких чтоб антонесков в

ней больше не было!.. Понятно?

Румын часто и утвердительно закивал головой.

-- То-то! -- продолжал торжественно Ванин. -- Гляди же, как бы снова не

послали тебя Транснистрию завоевывать!.. Следи там за министрами-то своими!

-- Бун, Сенька, бун!.. Карашо!..

Бокулей и Сенька сами не знали, как взяли друг друга за руки.

-- Сегодня ночью пойдешь с нами на тот берег?

-- Бун! Карашо!

-- Ну, будь здоров!

Сенька и Бокулей распрощались. Ванин и Камушкин остались одни. Позади,

вся залитая солнцем, лежала огромная, необъятная страна, теперь уже навеки

освобожденная. А там, за рекой, краснели черепичными крышами домики чужой

земли, на которую они ступят ночью.

Камушкин тихо заговорил:

-- О Татьяне и Витьке подумал сейчас... Помнишь Веселую Зорьку? Хорошо

ведь: ничего сейчас они не боятся, кругом свои люди, солнце!.. И Витька

бегает по саду, весь в белых вишневых лепестках... Хорошо!..

-- Хорошо... -- согласился Сенька, а сам все смотрел и смотрел на ту