Солдаты

а цепью, делая короткие перебежки. В лесу засвистели немецкие пули. От

стволов деревьев отлетали мелкие щепки. Разведчики подпускали немцев близко

и расстреливали в упор. Гитлеровцы отступали, но потом снова шли в атаку.

Так повторялось несколько раз.

С каждым разом атаки немцев становились все злее, отчаяннее. Немцы,

по-видимому, решили прорваться во что бы то ни стало. Они не обращали

внимания на потери и лезли напролом. Перебегающие фигуры гитлеровцев

находились всего лишь в двадцати -- тридцати метрах от залегших разведчиков.

Вот тогда-то Забарову пришлось поднять своих бойцов в контратаку. Немцы

снова отступили.

В разгар контратаки Забаров, вставший во весь рост из-за своего

укрытия, не видел, как в него из-за дерева целился гитлеровец. Рядом с

лейтенантом оказался Ванин. Он-то в последнее мгновение и заметил угрожавшую

командиру опасность. Стремительным прыжком вбок Сенька загородил собой

Забарова. В тот жe миг немец дал очередь. Схватившись за грудь обеими

руками, Ванин еще некоторое время стоял на месте, как бы не понимая, что же,

собственно, случилось с ним. Потом тихо застонал, поморщился и упал на землю

лицом вверх. Он уже не видел того, как Шахаев подскочил к гитлеровцу сзади и

разрядил в него весь свой автомат.

Шахаев и Аким подбежали к Ванину одновременно.

-- Сенька!.. Семен!..-- кричал Аким, тряся товарища за плечи.-- Наташа!

Сюда, скорее!.. Сенька тут!..

Он и парторг дрожащими руками разрывали на Ванине гимнастерку, быстро

темневшую от крови. С их по мощью подбежавшая Наташа перевязала его. Сенька

вдруг шевельнулся, открыл глаза и, увидев Акима, тихо сказал:

-- Вот... Аким...-- он болезненно улыбнулся.-- Ну... не обижайся на

меня. Дай мне твою руку... Вот так. Хорошо.-- И, переведя взгляд на девушку,

попросил:- Ты, Наташа, пока... не говори... ей... Вера -- дуреха... такая...

реветь еще будет, не го...-- Сeнька захлебнулся хлынувшей из горла кровью и

замолк.

Наташа отвернулась, закрыла лицо руками, плeчи ее затряслись. Бледный,

растерянный Аким поднял друга и пошел в глубь леса, твердя, умоляя:

-- Сенька!.. Сенька!.. Что ты наделал?.. Как же это... не надо!..--

Волосы Акима растрепались, длинными русыми прядями липли к горячему мокрому

лбу. Наташа еле поспевала за ним. Аким шагал и не слышал, как позади гремело

солдатское "ура" подоспевших наших полков, как трещали сучья под ногами

мечущихся в панике гитлеровцев, как тревожно гудел лес,-- ничего не слышал

Аким. Он уходил все дальше и дальше, словно хотел унести товарища от смерти.

Наташа все время просила его остановиться. Но он не слышал и ее: тяжелое,

трудное и редкое дыхание беспомощно обвисшего на его руках Сеньки поглотило

для Акима все остальные звуки.

4

Подоспевшие полки дивизии завершили разгром немецкой колонны. В лесу

вылавливали одиночек. Разведчики в этом уже не принимали участия. Забаров

стал собирать их в одно место. Долго не могли найти Никиту Пилюгина.

Забеспокоились. Но вот кто-то из солдат заметил, как от одного дерева

перебежал немец, а за ним -- Никита. Немец -- к другому дереву, Никита -- за

ним. Автомат Пилюгина был наготове, но Никита почему-то но стрелял.

Здоровенный и неуклюжий, он пытался, видимо, поймать гитлеровца живьем. Вот

немец подскочил к толстому, в несколько обхватов, дубу и стал бегать вокруг

него, ускользая от разведчика, который все время намеревался оглушить его

прикладом. Наконец Никите удалось схватить врага за шиворот. Тяжело

отдуваясь, Пилюгин приволок его к разведчикам:

-- Видали... голубчика!..

Гитлеровец дрожал, пугливо озираясь.

-- Видели,-- строго сказал Забаров.-- Но почему ты в него не стрелял?

-- Как почему? -- удивился Никита.-- Во-первых, товарищ лейтенант, эта

мразь поджигала дома. Факельщик он фашистский! И я сам видел, как он убил

румынку, которая просила не палить ее дом... Стало быть, не такой он казни

достоин, как смерть в бою...

-- Так. А во-вторых?

Никита смутился. Потом, взглянув на новую кожанку немца, просиял и,

улыбаясь по весь большой свой рот, пояснил:

-- Шкуру не хотелось портить. Дорогая очень... шкура.

Лес огласился хохотом.

-- Так ты что же, хотел воспользоваться ею? -- спросил Забаров еще

строже, показывая на кожанку.

Никита не стал кривить душой. Признался:

-- Отцу хотел послать,-- и пояснил: -- Ведь тут, товарищ лейтенант, в

Румынии-то, частная собственность... Что, стало быть, раздобыл, то и твое. А

я это того... в бою...

Лейтенант потемнел.

-- Вот что, Пилюгин, то, что ты поймал этого негодяя,-- хорошо. А за

то, что ты вздумал заняться барахольством, придется тебя жестоко наказать. Я

просто выгоню тебя из роты, нам не нужны такие разведчики.

Никита испугался. Он не ожидал, что дело примет такой оборот.

Потупившись и нe зная, куда деть свои тяжелые, жилистые руки, он стоял,

готовый, казалось, зареветь.

-- Товарищ лейтенант... простите!.. Больше никогда этого... Черт меня

попутал. Оставьте с разведчиками!-- Последние слова он выговорил с трудом, с

дрожью в голосе.