Солдаты

Но Наташа успела заметить окровавленную руку лейтенанта. Она догнала его и

схватила за пояс.

-- Потом, Голубева, потом... -- отмахнулся Забаров.

-- Да вы изойдете кровью!.. -- так, не отпуская руку от ремня командира

взвода, девушка забежала с ним в другой двор, который, к счастью, оказался

пустым. Тут Наташа наскоро перевязала Забарова. На улице началась

перестрелка. Лейтенант поспешил туда.

Выскочивший откуда-то Ванин торопливо сказал:

-- В овраге их видимо-невидимо. Сообщить бы нашим артиллеристам.

-- Беги на батарею Гунько.

Сенька исчез. В это время на левом берегу громыхнуло сразу несколько

залпов. Послышался свист тяжелых снарядов, и сразу же возле оврага и в самом

овраге раздались сильные взрывы.

Вернулся Ванин.

-- Сообщил, товарищ лейтенант. Гунько подтягивает пушки. Крупицын

командует ротой стрелков. К нему присоединился какой-то старикан. Меткий

оказался. Что ни пуля -- то убитый фашист.

Отправив связного к командиру, Забаров послал на помощь Крупицыну,

который отбивал основной натиск врага, нескольких разведчиков. Двое бойцов

там уже были ранены, старик, так и оставшийся неизвестным, убит. Наташа

помогала санитарам из стрелковой роты переправлять раненых в более

безопасное место, перевязывала их. Солдаты просили пить, но воды не было:

как назло, Наташа потеряла свою флягу.

-- Потерпите немного, товарищи... -- сказала она, а сама опять побежала

к месту боя.

Немцы поднялись в полный рост. Вначале из оврага появилась небольшая

группа. Теперь их было много. Враги бежали отовсюду, кричали что-то

по-своему, на ходу стреляя. Пули жутко свистели. Наших стрелков становилось

все меньше, их оставалось уже не более десятка, а немцам -- не было числа.

Разрывы тяжелых снарядов, прилетавших с левого берега, выгоняли их из

оврага. Немцы все выползали и выползали. Дрогнула горстка советских бойцов,

попятилась, подалась назад. Торжествующе загомонили фашисты. Вот они уже

совсем близко. И в эту минуту открыла огонь батарея Гунько. Визг осколков

смешался с воплями врагов. Гитлеровцы отхлынули, но ненадолго. Вторая атака

их была еще более яростной и отчаянной. Казалось, все пропало. И в эту-то

минуту перед реденькою цепью красноармейцев появился капитан Крупицын.

-- Комсомольцы, за мной! -- прогремел его голос.

Залегшие было под вражеским огнем бойцы поднялись, закричали "ура", от

которого уже через мгновение осталось одно протяжное "а-а-а", и побежали

вперед за капитаном, высокая фигура которого была видна всем и как бы

заслоняла всех от летевшей навстречу им смерти, смерти, которая в этот миг

нашла только его одного. Саша упал головой вперед, поднял руку и потом

бессильно опустил ее. Бойцы замешкались было, растерялись, но уж там, где

только что упал Крупицын, находился Сенька Ванин. Он взял из теплой руки

капитана гранату,-- тот собирался бросить ее и не успел,-- поднял высоко над

головой и громко, насколько хватило сил, закричал:

-- Вперед... товарищи!.. Ребята!.. За Крупицына! Бе-э- э --й!..

Последние слова Сеньки потонули в криках "ура". К пехотинцам

присоединились разведчики, посланные Забаровым, и расчеты двух подбитых

орудий из батареи Гунько.

-- Бей!..

-- Круши их!

-- Дави!..

Ночь всколыхнулась.

Короток, но жесток и беспощаден был удар бойцов. Немцы не выдержали и

откатились в овраг. Стрельба и крики почти прекратились. Наконец все

смолкло. Только левее по-прежнему продолжался бой.

Однако тишина длилась недолго. Гитлеровцы привели себя в порядок и

снова пошли в атаку. Немецкие снаряды били теперь по домикам, за которыми

укрывались разведчики, пехотинцы и артиллеристы. Забаров приказал отойти от

хутора: у него осталось очень мало людей, и лейтенант старался не распылять

их, а держать при себе. Пробравшийся к Забарову Марченко был в первую же

минуту легко ранен и возвратился на прежнее место со своим ординарцем.

Сраженный насмерть фашистской пулей капитан Крупицын лежал рядом с

Забаровым, его принес сюда Сенька. "Комсомольский бог", любимец всех солдат

дивизии, большой и красивый, никак не похожий на мертвого, но безучастный к

происходящему вокруг. Влажные пряди волос прилипли к выпуклому, медленно

остывающему лбу. Сенька смотрел на Крупицына, и по его черному от копоти и

пыли лицу одна за другой катились слезы -- благо ночью никто не видел

этого...

Забаров, со впалыми темными щеками, с непотухающим огнем в беспокойных

глазах, вeсь какой-то угловатый, отдавал приказания.

И, как иногда бывает в минуты трудно сложившейся боевой обстановки,

некоторым бойцам показалось, что они совсем-совсем одиноки, что никто и

нигде больше не форсировал Днепр, что их маленькая, ничтожная группка уже

через час будет раздавлена, смята врагом. А между тем именно в эти же самые

минуты огромные войсковые массы, сосредоточенные на левом берегу,

погружались в лодки, на паромы, и сотни челноков уже отчалили и плыли по

Днепру. А там, севернее Киева, переправившиеся корпуса вели бой с врагом,