Солдаты афганской войны

Всё ближе и ближе подходил долгожданный день демобилизации. И так же, день ото дня, всё сильнее и сильнее нарастало состояние безотчётной эйфории, от которой угасал аппетит и завладевала апатия ко всему происходящему. Все мысли и разговоры неуклонно вертелись об одном и том же — скоро, уже совсем скоро домой! Даже сны и те были только об этом: как я приехал, как меня встречают. Иной раз проснёшься и долго не можешь понять, отчего настроение такое подавленное? Потом только вспоминаешь — оказывается, во сне меня встретили плохо, без радости. А другой раз — наоборот, настроение приподнятое — значит встречали хорошо.

Изнурительная хандра от тягостного ожидания давила и выматывала. Ничего не хотелось делать. Ни разговоры, ни отдых не приносили облегчения. Последние дни я уже почти перестал есть: поковыряюсь немного в тарелке с кашей, да только чай и выпью.

Назир знал, что нам скоро предстоит расстаться и подарил мне на память музыкальную газовую зажигалку, сделанную в Японии. Когда её зажигаешь — она играет приятную мелодию. С того дня как мы познакомились у нас с Назиром сохранялись очень хорошие, дружеские отношения. И поскольку он имел доступ внутри Дворца Народов, то раза два-три в неделю мы непременно встречались.

Подарок Назира, а также полный набор афганских монет, я завернул в тряпку и положил в гильзосборник моей БМД. Однако место оказалось не самым надёжным. Во время очередного просмотра моих вещей я пошарил рукой в гильзосборнике — а там пусто. Это был такой удар, что первые секунды сознание отказывалось поверить в случившееся. Я снова обшарил гильзосборник

— результат тот же. Сомнений не оставалось — кто-то мой тайник накрыл, и дембельский набор исчез навсегда. От досады я не знал, что и предпринять. Было так обидно — ведь до отъезда оставались какие-то дни!

Уже в последний раз встретившись с Назиром, я в прощальной беседе сказал, что его зажигалку у меня украли. Лучше бы я об этом не говорил. Всё это выглядело, будто мне, взамен украденной, надо ещё одну. Этим только омрачил разговор. На прощание мы горячо пожали друг другу руки, я обещал писать ему письма, и мы расстались.

Подошло время отправки домой. Первыми нас покинули дембеля и роты разведки и прибывшие из Кандагара дембеля 3-го батальона. Я долго и внимательно всматривался в их лица, пытаясь увидеть что-то особенное в их взаимоотношениях — ведь они были на передовой и видели кровь и смерть. Но сколько я ни смотрел, ничего особенного не обнаружил: ни того единства и братства, которое по моим представлениям должно быть у людей, которые в течение этого огненного года находились рядом, ни суровой выразительности в лицах, ни взрослой серьёзности в поведении. Пожалуй, за исключением множества мелькающих орденов и медалей на кителях, их ничем нельзя было отличить от 1-го, или нашего 2-го батальона.

Среди дембелей разведроты я увидел своего “старого знакомого” — Карташова. Что ждёт его впереди? На гражданке он был насильник и преступник. А здесь, в армии, он оказался очень нужным и вырос до старшины разведроты. Участник кунарской операции, на его груди боевая награда, глядя на неё люди будут думать, что он — герой.

И вот дошла очередь до нас — наступил долгожданный последний день. Все уже знали, что завтра утром запланирован наш отъезд. И в этот последний день нас не тревожили ни дежурствами, ни караулами, давая возможность спокойно подготовиться к отбытию: подшить, погладить, постирать и выполнить другие сопутствующие мелочи.

А у меня снова случилась крупная неприятность — из кармана моего кителя украли кассету с отснятой недавно фотоплёнкой. А уже шёл мой последний день в Афганистане. Я понял, что если сейчас ничего не предприму, то поеду домой вообще без памятных вещей с пустыми руками. И тогда срочно на оставшиеся чеки я, раз в пять переплатив, купил у одного нашего прапорщика чистую фотоплёнку, выпросил у него на час фотоаппарат и, прихватив с собой молодого с нашего взвода, отправился фотографироваться на фоне Дворца Народов. Он сфотографировал меня в наиболее примечательных местах: на угловой башне, на моей БМД, среди наших солдат, стоящих в афганской форме у главного входа во дворец.

Подыскивая новые места для съёмок, мы увидели машину, в которой возили Бабрака. Как раз в это время её мыл один старый афганец. Я подошёл к нему и попросил его сфотографироваться рядом со мной. Но тот совершенно неожиданно для меня раздражённо фыркнул и отошёл. А увидев, что я всё-таки встал у машины, с недовольным видом отошёл ещё дальше.

— Что, снимок на память? — внезапно появился перед нами КГБшник, одетый в гражданское.

— Ага, завтра домой, — а в голове промелькнуло. — Сейчас прогонит — это точняк. Как бы ещё не заставил засветить плёнку — всё же здесь секретная территория — тогда останусь ни с чем.

— Ну, раз такое дело, — он ключом открыл дверцы, — Садитесь!

Обрадовавшись такому повороту, я быстренько по- хозяйски занял место у руля, а молодой сел на заднее сиденье. КГБшник прицелился фотоаппаратом и запечатлел нас в машине Бабрака.