Солдаты Афганской войны.

— Hи хрена себе! Да где же я спрячусь? Увидят, спросят: — Сачкуешь? — обязательно вломят. А вот этого мне совсем не надо! Дураком буду, если не воспользуюсь таким случаем. Hадо сматываться — хоть отдохну денек!

Где находятся слабые места в ограждении части, всему личному составу было хорошо известно. Я перемахнул через забор и зашагал по направлению к жилому массиву. Первым делом завернул в булочную, купил там батон-плетенку и вошел в подъезд соседней пятиэтажки. Устроившись на подоконнике третьего этажа, я с тоской смотрел в окно и жевал булку. Там на улице представлялась удивительная картина: выдался замечательный солнечный день, неспешно прогуливали своих детей молодые мамы, бегали и весело кричали мальчишки и девчонки, по своим делам проходили прохожие. Как это здорово — быть свободным! Идешь, куда хочешь, делаешь — что пожелаешь. Hи у кого рядом не стоит сержант и не командует. Ведь даже не понимают — какие они счастливые!

Иногда раздавалось клацанье замка и, искоса бросив на меня безразличный взгляд, мимо проходил редкий жилец. Довольно быстро с батоном было покончено, и я вновь отправился в булочную и купил там еще два. Обед решил пропустить — уж больно рискованно — могут припахать, а так хочется остаться наедине со своими мыслями.

Весь день, чтоб не попасться настоящему патрулю, я проторчал в подъезде. Вернулся в часть только к ужину. Это был единственный «самоход» за всю службу, который, как показали дальнейшие события, заменил собой и все увольнительные, и отпуск.

БОЕВАЯ ТРЕВОГА

Ночь 10-го декабря. Где-то через час после отбоя зазвенел звонок и замигала лампочка, сигнализирующая тревогу. Встрепенувшийся от сонных мыслей дневальный, как и требует того устав гарнизонной службы, сразу же прокричал:

— Рота, подъем! Тревога!

Под одеялами зашевелились:

— Чего шум поднял? Крыша поехала?

Из разных мест показались сонные лица. В недоумении они смотрели друг на друга и по сторонам. Не найдя взглядом офицера — у тумбочки стоял один дневальный — старослужащие не торопились вставать:

— Какая еще тревога?!

— Э-э, потише ори! Это, наверное, в проводах коротнуло.

Дневальный сконфуженно замолчал и уже с недоверием поглядывал в сторону звонка.

Умудренные жизненным опытом старослужащие, досконально изучившие однообразный и нехитрый армейский порядок, твердо знают — никакая тревога не может ворваться в часть неожиданно. Неведомыми путями офицерский состав узнает заранее о готовящейся проверке, которая зачастую начинается с тревоги, и, чтобы быть перед начальством на высоте, командир загодя на вечерней поверке проводит инструктаж: еще раз напомнит каждому солдату, куда ему нужно бежать и что он должен делать. И только убедившись, что все солдаты морально подготовлены и не подведут, командир объявляет отбой. Ночь проходит спокойно. Как правило, только утром, минут за десять до положенного по распорядку подъема, подается команда: "Тревога!" — и все идет точно, как в кино: солдаты срываются с коек, в мгновение ока одеваются и мчатся разбирать оружие.

К той боевой тревоге, по которой ночью 10-го декабря была поднята витебская воздушно-десантная дивизия, никто не готовился.

…Лампочка и звонок тревоги продолжали работать. Дневальный стоял в растерянности — может, какой сбой в сигнализации?

Тут зазвенел находящийся на тумбочке телефон. Выслушав короткий приказ, дневальный бросил трубку телефона и заорал во весь голос:

— РОТА, ПОДЪЕМ! ТРЕВОГА!!! РОТА, ПОДЪЕМ! ТРЕВОГА!!!

Быстро поспрыгивали со своих коек на втором ярусе встревоженные молодые. Нехотя стали пробуждаться обитатели нижнего яруса — старослужащие. Они с трудом отрывали утомленные недолгим сном тела от манящих теплом коек. Одни лишь приподнимались, чего-то ожидая, другие садились на край койки, в недоумении озираясь по сторонам.

— Hе успели лечь — а уже подъем! Что случилось?

Hекоторые из дедов, глухо бранясь, все-таки начали одеваться. А по казарме под грохот топающих сапог все более уверенно неслось снова и снова:

— РОТА, ПОДЪЕМ! ТРЕВОГА!!! РОТА, ПОДЪЕМ! ТРЕВОГА!!! — с каждым разом все сильнее подгоняя отстающих. И те, кто поначалу вставать не торопился, теперь наспех одевались на ходу. Расхватав оружие, личный состав роты построился перед казармой, механики-водители и операторы-наводчики побежали в автопарк к своим боевым машинам, а посыльные помчались будить офицеров.

Ворота автопарка открылись. Из них в ночную прохладу, скрежеща железом, выезжали десятки БМДшек. Немного отъехав, они останавливались на забетонированной площадке. Механики, чуть погазовав, оставляли двигатели работающими, давая им прогреться, а сами скорее выползали из люков: внутри БМД, даже в такую далеко не морозную погоду, царил холод. Броня своей металлической поверхностью вытягивала через одежду живое тепло. Сгруппировавшись в кучки, от которых холодный ветер относил табачный дым, солдаты поеживались и оживленно разговаривали, ожидая дальнейших команд. Кое-кто из механиков копошился в двигателе, устраняя мелкие поломки. То и дело кто-нибудь забегал в парк или выходил из ворот.