Солдаты армии Трэш

Все промолчали, скорее от излишней тесноты на задних сиденьях, чем от незнания, как бы получше ответить. Я посмотрел в зеркало заднего обзора на смеющиеся щелки глаз и ответил вопросом на вопрос:

– И это твое дело?

– Да не, ребята! – чуть подрастерявшись и помедлив в замешательстве, проговорил белобрысый. – Это потом. А сейчас мы поедем и посидим в каком-нибудь из баров Пушкина. Как вам?

Никто не ответил, и я принялся дальше разглядывать унылые пейзажи и безрадостные спешные приготовления к юбилею.

Машина ехала по шоссе, я медленно, но верно впадал в состояние забытья, прислонясь к холодящему лоб стеклу. В том мире, что находился за металлическим панцирем, стояла в задумчивости зима. Непонятно было лишь одно – кого она, так пригорюнившись, ждала: то ли пришествия настоящего североатлантического циклона, то ли свою возлюбленную – пургу с хлопьями снега, которая решила немного отдохнуть. Томительное ожидание повисло над этими, покрытыми снежком, полями, вспаханными на зиму. А наверху висело небо, полное молока. И поэтому еще более усиливалось ощущение одиночества и забытья, в которое я потихонечку сваливался, будто в неожиданно открывшуюся яму. Эта дыра с каждой секундой все больше разверзалась у меня под ногами, так что не свалиться туда, вниз, во влекущую пустоту, становилось уже просто невозможно. Туда влекло.

Неожиданно машина свернула с прямого и очень-очень-очень-очень главного шоссе (штуки четыре знака «Главная дорога» перед перекрестками насчитал) и, проехав по небольшой дорожке, встала рядом с «Лентой».

– Выходим! – командным голосом прохрипел белобрысый.

И я, будучи податливым из-за пассивности, погружаясь с каждой минутой все глубже в себя, ввалился в универсам.

Мы бродили между высокими стеллажами, белобрысый что-то беспрерывно лепетал, но я особенно не въезжал. Если честно, то с каждой секундой мне становилось все более тошно. Меня начинала раздражать гребаная распальцовка этого хуетеса, его одутловатая харя с маленькими лазейками для глаз. Но раздражение проходит. На его место приходит ненависть, а это всегда заканчивается плохо.

Неожиданно белобрысый разорвал упаковку на еще не оплаченной булочке с вареньем и с наглой рожей, на которой красовалась невозмутимая гримаса, принялся пихать ее в себя громадными кусками. Ненависть мигом прошла. Я почувствовал прилив ярости, но вместо того чтобы хорошенько задвинуть ему под ребра, не хуй здесь, мол, нас подставлять, пару раз сжал и разжал кулаки. Хуетес отреагировал моментально – с улыбкой, долженствующей быть скорее на рожах сраных клоунов-уродов, чем на этой бандитской физиономии, с остатками перемолотой булки с вареньем между зубов, он протянул мне руку со жратвой. В прорезях для глаз читалось: «Не хочешь ли кусочек?» Я опять сжал и разжал кулаки, но на этот раз нацепил дружественную улыбку, так что стало непонятно, хочу ли я булочку или нет. Для убедительности я отрицательно мотнул головой.

Мы потихоньку продвигались к кассам, и тут улыбающийся хуетес совершил исключительно ебанутый поступок – кинул упаковку от булочки в корзину с продуктами, которую вез Прыщ. Боря явно не собирался платить ни за упаковку баночного пива, ни за пару булок с лососиной, а также бутылку водки, тройку-четверку упаковок фисташек и теперь вот за булочку с вареньем…

Знаете ли вы, как возникает ярость человека? Все равно к чему: будь-то к миру, к Системе, родным, любимым, близким, друзьям, врагам. Она начинается, возникая словно из ниоткуда. Но затем ярость становится всем. Вы не замечаете, как постепенно, тихо и ловко она начинает доминировать над всеми остальными чувствами. Любовь оттеняется примечанием в любимом человеке мелких недостатков, как правило, не свойственных ему, но которые, так или иначе, проявляются в его поведении. Постепенно ваши глаза разлепляются от тонкой и хрупкой, как хрусталь, плаценты всепоглощающего чувства. И вот вы уже замечаете более значительные недостатки партнера. Со временем легкое пренебрежение станет тяготить вашу душу, и в пылу ссоры вы выскажете своей любви накопившееся дерьмо… Дерьмо притягивает другое, еще большее дерьмо. На снежный ком ваших отношений, катящийся под гору с уклоном в сорок пять градусов, будет налипать все больше и больше того дерьма, которое истинно присуще человеку, которое вы скрываете внутри и боитесь открыть другим. Тогда, в один из безоблачных дней, совершенно незначительная деталь решит судьбу ваших отношений. Но изначально вы так и не поняли, откуда взялось это внутреннее ощущение пустоты, при котором любовь поглощается ненавистью.

Дружба прекращается из-за недопонимания ваших чувств и ощущений. Вам кажется, будто вы тратите все силы на своего друга, отдавая и делясь всем самым дорогим, а он все больше отстраняется. «… Людям свойственно убивать тех, кого любишь.» Что ж, верно и обратное.[3] Но гораздо раньше, где-то с первым вздохом в вас появился всепоглощающий эгоцентризм. Он настолько широк, что может проглотить и многолетнюю дружбу. Он настолько заразен, что присущ каждому человеку. Люди – дерьмо!..