Солдаты без оружия

Противник стремился соединить свои разрозненные силы, вырваться из окружения. Обстрел станции не прекращался ни днем, ни ночью. То и дело рвались снаряды и мины, воронки густо покрыли улицы, дворы, огороды. Нельзя было выйти из дому, перебежать дорогу.

Танкисты несли потери. Из трех связных, посланных Будариным в батальон, ни один не вернулся обратно.

Раненые в медсанвзвод все прибывали и прибывали.

Сначала их аккуратно укладывали на матрацы, головой к стене, локоть к локтю. Когда матрацы кончились, начали укладывать на брезент, ставить в проходах на носилках, на любое свободное место. Хихля на двух ЗИСах отвез раненых в медсанбат, но и после этого легче не стало: через какой-нибудь час после очередной контратаки фашистов отсеки вновь наполнились ранеными. Стало ясно, что оборудованными отсеками, не обойтись, надо занимать новые.

— Товарищ Трофимов! — позвал Рыбин, выйдя из перевязочной и снимая отпотевшие очки.

— Слушаю, товарищ гвардии капитан.

— Придется вам добраться до бани. Там в одевалке есть ковры, мы их постелем на пол.

— Ясно. Разрешите идти?

Рыбин обратил внимание на Бакина. Санитар стоял посредине отсека ссутулясь, держа в руках поильник с водой, и, медленно поворачивая голову, оглядывал раненых.

— Вы что? — спросил Рыбин.

— Мне, товарищ гвардии капитан, так виднее. Нужда придет, я в любой конец достану.

Из дальнего угла попросили пить. Бакин сделал прыжок, как заправский вратарь, и через мгновение был уже там. Рыбин только головой покачал и пошел в перевязочную.

Коровин и Саидов носили раненых бессменно в течение тридцати часов. Они пошатывались от усталости, у обоих ныли плечи и спины. От тяжелых носилок ладони отекли и покрылись кровавыми мозолями. Руки пришлось забинтовать.

— Вы, ребята, в лайковых перчатках работаете. Белоручки, — шутили бойцы.

— Лайковые-то они лайковые, — отвечал Коровин, — только подклад кровяной.

В перевязочной шла безостановочная работа. Гулиновский громко сопел и задавал вопросы каждому внесенному санитарами раненому:

— Фамилия? Быстрее!.. Имя, отчество? Яснее!..

Не дописав последних букв, он закрывал глаза и дремал до той поры, пока не вносили следующего раненого.

Анна Ивановна, как всегда, работала на двух столах: пока на одном раненого подготовляли к операции, на другом происходила операция.

Ни одним словом, ни одним жестом не выдавала Анна Ивановна своей усталости. Никто не знал, как у нее горели подошвы, как остро болели икры, как ей хотелось скинуть сапоги и посидеть прямо на полу хоть несколько минут.

— Потерпи, дорогой. Потерпи, родной. Для тебя делаю, — говорила она раненому.

Посмотрев в ее добрые глаза, раненый переставал стонать, будто и в самом деле боль утихала.

— Анна Ивановна, вам совершенно необходим отдых, — сказал Рыбин, смазывая концы пальцев йодом. — Я готов вас заменить.

— Оставьте, Александр Семенович, я еще могу работать.

— Вы обязаны, по возможности, сохранять силы. Это очень важно для раненых, — настаивал Рыбин.

Анна Ивановна подняла голову, на секунду оторвалась от работы:

— Спасибо вам, но позвольте мне самой распоряжаться своими силами, Александр Семенович. Я вас очень об этом прошу.

Рыбин постоял, подумал, приказал:

— Товарищ Мурзин, поставьте еще один стол. Для меня.

Мурзин молча выполнил приказ.

В подвале появился Филиппов, запорошенный землей, но, как прежде, подтянутый и собранный. Его сопровождали Сатункин и Годованец.

— Ну и ну! — весело сказал он санитарам, стряхивая землю с одежды. — Пока до вас добрался, всего обсыпало.

— Беречься надо, товарищ капитан. Дела-то такие… накроет, — посоветовал Коровин.

— Хорошо. Уберегусь, — просто сказал Филиппов. — Как работается?

— Да ничего… Справляемся.

— А где же твой дружок закадычный, Бакин? Почему один работаешь?

— Да тут такое дело…

— Большой шибко, длинный. По лестнице не проходит, — поспешил объяснить Саидов.

— А зачем перевязали руки?

— Оно не так скользит, товарищ капитан… вроде бы для удобства, — пробормотал Коровин, пряча забинтованные руки за спину.

— Рационализация, стало быть?

— Она самая.

— Развяжите-ка. Посмотрим.

— Может, к капитану пройдешь, товарищ начальник? Капитан тут, пожалста, — попытался выручить напарника Саидов.

— Пройду, пройду, разбинтовывай.

Коровин нехотя снял бинт. Филиппов поднес ладонь санитара к лампочке и нахмурился. Ладонь была иссиня-красной, обезображенной и представляла собой сплошную мозоль. Филиппов сочувственно смотрел на санитара, а тот виновато моргал, переминаясь с ноги на ногу.

«Вот она, истинная самоотверженность, — подумал Филиппов, — без крика, без рисовки. Работает, покуда хватит сил, и никаких наград не просит. Работает, потому что так надо».

— Нельзя так, дорогуша! — участливо сказал Филиппов. — Испортишь руки, как дальше работать будешь?

— Оно ничего, работать-то будем, товарищ капитан.

— Нет, нет, твои руки еще нам пригодятся. Сатункин! Годованец! — позвал Филиппов. — Становитесь работать вместо Коровина и Саидова. А вы, товарищи, идите отдыхать. Без разговоров, отдыхать! Да ладони-то вазелином смажьте.

— Вам виднее, товарищ капитан, — уклончиво ответил Коровин.