Читаем Солдаты без оружия полностью

Остальные медики — его товарищи по медсанбату — уже побывали в нескольких операциях и, казалось Сафронову, были даже рады затишью и покою. Им как будто доставляло удовольствие это состояние ожидания, и чем далее откладывалось то главное, ради чего их собрали в один батальон, тем было лучше для них. В свободное время они охотно ходили по лесу, собирали грибы и ягоды, слушали птиц, а по вечерам, сойдясь в кружок, пели песни.

Сафронову стоило большого труда сдерживать себя, не показывать своего нетерпения, быть со всеми, делать, как все, — сидеть, слушать, петь песни. Он ни с кем не говорил о том, что его тревожит и не дает покоя. Да и с кем говорить? У него еще не было ни друзей, ни близких товарищей, были пока что сослуживцы. И было достаточно времени изучать коллег, приглядываться к ним и делать выводы о них для себя.

После первого столкновения с командиром медсанбата Лыковым-старшим Сафронов ожидал неприятного разговора с ним. Но все кончилось миром. В тот же день командир, встретив его у столовой, позвал к себе в палатку, усадил, налил в зеленую кружку спирта. «Не пью», — отказался Сафронов. «Зря», — сказал Лыков-старший и вылил в себя спирт, как в пустой сосуд. Зажевал кусочком черняшки, повторил: «Зря». А потом посадил Сафронова на мотоцикл, и они поехали в корпус выбивать обмундирование для вновь прибывших.

Ведущего хирурга майора Малыгина еще не было. Говорили о нем разное. Надо было увидеть человека, тогда и составлять мнение.

Замполитом был назначен капитан Доброхотов — седой человек в годах, родом из Ленинграда. Он сам пришел в палатку Сафронова. «Слышал — из Ленинграда? В блокаду были?» — «Не полностью. Но еще застал». — «Ну как там? Расскажите. Я на Васильевском жил. На Четырнадцатой линии». Капитан Доброхотов покашливает. «Значит, кхе-кхе… На Выборгской?.. И все равно, кхе-кхе, приятно… А почему не в партии?.. Ну, кхе-кхе… Посмотрим».

С завхозом Колодкиным, или, точнее, с заместителем командира по материально-техническому обеспечению, Сафронов схватился при первой же встрече. Не выдавал положенные носилки, перевязочный материал, шины, костыли, поильники. «Это ни к чему сейчас… Мы ж не это…» — «Вы не это, а мы это». На следующий день Сафронов вновь явился к Колодкину все с той же просьбой «выдать положенное». «Вы… это… еще не выдохлись?» — «Не выдохся и не выдохнусь».

Командир медицинской роты капитан Чернышев прибыл одновременно с Сафроновым. Высокий, полноватый, добродушный, с наметившимся брюшком. Посмеяться любит. Смех заразительный, во весь рот. Похлопает себя по животу и засмеется: «А ничего подрубал». Все у него дяди, все у него тети. И Сафронов — дядя. Дядя Валя.

Со старшим лейтенантом Галиной Михайловной Василенко тоже вместе ехали. Красивая женщина с мягкими волосами. Ехали в тесном купе. Она сидела рядом с Сафроновым, задремала, склонила голову на его плечо. И он чувствовал мягкость ее волос на своей щеке. Галина Михайловна — командир госпитального взвода. У нее в палатке марлевые шторки желтого цвета, риванолом покрасила. И штат полностью — сестра Настенька и санитар. Ее укомплектовали, уважили.

Еще капитан Дорда, хирург. Тоже из резерва. Сухой, приглаженный. От него одеколоном пахнет.

Да вот шофер Петро — здоровый, неуклюжий, безобидный парень — к сафроновским сестрам приходит, помогает переносить имущество, заменяет иной раз недостающих санитаров.

Были и еще: врачи, офицеры, шоферы, сестры, десятки людей, собранных сюда из многих частей, их Сафронов еще не успел узнать за те пять-шесть дней, что он здесь, хотя и встречался, и перебрасывался словами, и стоял в одном строю на общем построении, сидел за самодельными столами в столовой, сталкивался на узких тропинках, ведущих от палатки к палатке.

Всех палаток было развернуто восемь. Три большие, двухмачтовые, — сортировка, хирургия, терапия — и пять малых, одномачтовых, — аптека, командирская, штабная, хозяйственная и замполита. В них хранились медикаменты, хозяйство, по ночам спали люди. Остальное время суток все находились под открытым небом, в лесу, благо, что дни стояли теплые и сухие.

Еще имелся машинный парк — десяток далеко не новых полуторок, забросанных сверху хвойными ветками для маскировки. На машинах иногда выезжали по делам в корпус или в соседние части. Остальное время машины стояли на приколе, тоже ждали своего часа.

«Им легче», — думал Сафронов каждый раз, когда проходил мимо машинного парка.

За короткое время он успел изучить территорию медсанбата, все дорожки-тропинки, ходы и выходы, так что даже ночью без фонарика мог найти дорогу.

А ночью его поднимали не раз: «В штаб. Срочно!» Тревога оказывалась ложной. Возвращаясь в свою палатку, он долго не мог уснуть, проклиная в душе начальника штаба, проверяющего таким способом «боевую готовность» личного состава.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Татуировщик из Освенцима
Татуировщик из Освенцима

Основанный на реальных событиях жизни Людвига (Лале) Соколова, роман Хезер Моррис является свидетельством человеческого духа и силы любви, способной расцветать даже в самых темных местах. И трудно представить более темное место, чем концентрационный лагерь Освенцим/Биркенау.В 1942 году Лале, как и других словацких евреев, отправляют в Освенцим. Оказавшись там, он, благодаря тому, что говорит на нескольких языках, получает работу татуировщика и с ужасающей скоростью набивает номера новым заключенным, а за это получает некоторые привилегии: отдельную каморку, чуть получше питание и относительную свободу перемещения по лагерю. Однажды в июле 1942 года Лале, заключенный 32407, наносит на руку дрожащей молодой женщине номер 34902. Ее зовут Гита. Несмотря на их тяжелое положение, несмотря на то, что каждый день может стать последним, они влюбляются и вопреки всему верят, что сумеют выжить в этих нечеловеческих условиях. И хотя положение Лале как татуировщика относительно лучше, чем остальных заключенных, но не защищает от жестокости эсэсовцев. Снова и снова рискует он жизнью, чтобы помочь своим товарищам по несчастью и в особенности Гите и ее подругам. Несмотря на постоянную угрозу смерти, Лале и Гита никогда не перестают верить в будущее. И в этом будущем они обязательно будут жить вместе долго и счастливо…

Хезер Моррис

Проза о войне