Солдаты и пахари

Щелкнул в кармане взведенный курок. Рванулся Макар, сгреб Гришку в охапку сдавил неимоверно сильно, выдернул из кармана пистолет.

— Это ты для меня?

Гришку развезло. Он прижал в бешенстве козонки к столу, выпалил:

— Конец скоро твоей власти, краснопузик… Не сегодня-завтра жди… Мы вам вставим…

В это время мимо окон промелькнули верховые. Гришка заметил хищную посадку Кольки Сутягина, кинулся к выходу.

— Стой! — выскочил следом Макар. Ветер забился под рубашку, горбил ее на спине.

Колька осадил коня за углом, достал маузер, выстрелил навскид, целясь в голову Макара. Пуля прошила кожу на шее, впилась в дверной косяк. На мгновение Макар потерял сознание, упал. Но тут же вскочил, зажал ладонью побежавшую ручейком кровь. Саня, набиравшая под крутояром воду, ничего не слышала. Всадники ускакали в лес.

— Кто стрелял? — К школе подлетели верхами Тереха Самарин и Федотка Потапов.

— Гришка был послан. А кто стрелял, не знаю: угнали, — ответил Макар. — Терентий, подожди, поможешь. А ты, Федот, собирай всех наших. Винтовки раздайте, пулемет приготовьте!

Кровь не останавливалась, и Макар начал терять сознание. Он едва успел рассказать, о чем проболтался Гришка, осел на пол. Друзья подняли его на кровать, перевязали рану. Саня, вошедшая в школу с коромыслом и ведрами, увидев кровь, охнула и упала без чувств, разлив воду.

К вечеру раздали фронтовикам все, какое было в волисполкоме, оружие. Расставили вокруг Родников дозоры. На церковной колокольне со станковым пулеметом засел Федот.

Совсем по-осеннему начал накрапывать дождь. Едва не цепляясь за крыши, бежали на восток грязные, рваные облака. Перед рассветом прискакал к волости незнакомый парень, запыленный, с обмотанной бинтами головой.

— Где председатель?

— Ранен. Дома.

— А ты кто?

— Я — ревтрибунал.

— На, передай товарищу Тарасову, велено! — Парень подал маленькое письмо, лег на скамейку и захрапел. Сколько его ни будили — ничего не могли сделать.

Тереха вскрыл пакет:

«Товарищ Тарасов. Город взяли чехи, подстрекаемые контрреволюцией. Организуйте партизанский отряд».

И непонятная подпись. Вскочил на коня — к Макару. В дверях Саня.

— Ну, как он?

— Немножко лучше.

— В сознании?

— Да.

Тереха прочитал раненому записку.

— Это из уезда. Комиссар пишет. Ты действуй, как приказано, — тихо сказал Макар. — Заговор подготовили, проклятые!

Ночь прошла спокойно. Когда рассветало, замаячили на горизонте верховые. Покружились у околицы, исчезли в лесу. Затем на дороге появилось человек тридцать всадников. Видно было, что это не войсковая часть, а мужики: ехали без строя, табуном. «Что за рать?» — думал Федотка и подпустил их почти к самому селу, а потом рубанул с колокольни длинной очередью поверх голов. Всадники закидались, лавиной покатились назад, в колки.

— О-о-о-го-го-го! — орал на колокольне Федотка. — Драпайте! Штаны-то у вас широкие, много войдет!

После полудня зашуршали над Родниками снаряды. Один рванул навозные кучи с правой стороны села, другой — с левой, сыпанул шрапнелью недалеко от школы третий, вырыл горячую черную яму. Это подходили белочехи. Они ворвались в центр села и окружили школу. Отряд Терехи под прикрытием «Максима» скрылся в камышах. Макар остался в руках врага.

Начались около здания волости экзекуции. Всех, кто запахал розданную волисполкомом землю, пороли шомполами, положив на длинную, свежевыструганную скамейку. Народ боялся выходить на улицу, а если кто и выходил, то отворачивался, крестился широким крестом, будто отгонял лукавого.

Гришка объявлял:

— Платону Алпатову назначено двадцать пять шомполов, но у него сын ушел в бандиты, добавляем еще сорок. Итого — шестьдесят пять.

Сосед вечный и друг всей семьи Самариных Платон, когда его подвели к скамейке, шагнул в сторону Гришки.

— Дай распишусь в получении! — Туго, с хряпом залепил Гришке по уху, дал по здоровенному тумаку стражникам и кинулся наутек. Колька выстрелил в Платона. Подошел к упавшему и спокойно, не вынимая изо рта сигары, выстрелил в упор еще три раза.

— Так будет со всеми, кто не желает поддерживать нашу народную власть, — сказал мужикам, ожидавшим очереди.

— Каашо, — скартавил чешский офицер.

Выволокли из каталажки Макара Тарасова. Повязка на шее мокрая от крови, глаза впали.

— Комиссар? — спросил чех.

— Он самый! — ответил Гришка.

— Комиссару надо больше всех! Правильно?

— Так точно.

Сорвали гимнастерку, толкнули на скамейку. Но бить себя Макар не дал. Он рванулся на Кольку, сшиб его с неимоверной силой наземь и побежал к озеру. И тотчас от крутояра густо зататакал партизанский пулемет. Чех-офицер спрятался в волость, по-русски похабно выругался. Мужики рассыпались кто-куда.