Солдаты империи: Беседы. Воспоминания. Документы

Грузины заплатили ему нормально, и мы еще несколько дней сидели за столом и, конечно, говорили о Сталине. Владимир Алексеевич рассказал, как во время его кремлевской службы в 1942 году приезжал Черчилль, шли переговоры со Сталиным. Солоухин как раз нес службу и поглядывал на дверь, которая по его рассчетам вот-вот должна была распахнуться. По дорожке он приблизился к двери, чтобы, когда появятся высокие лица, застыть на месте и есть глазами начальство. Так было положено.

Так и вышло. Открылась дверь, возникли Сталин и Черчилль со свитой, и младший сержант Солоухин встал, как вкопанный. Приблизившись к нему, Черчилль остановился, внимательно разглядывая русского солдата,- была такая привычка у английского премьера: он как бы пытался понять, что же это за народ, как эти русские могут противостоять всемогущим арийцам? Порой он даже пуговицы крутил у солдат на шинелях, всматриваясь в глаза солдат…

Писатель Василий Шкаев, служивший в войну в советском посольстве в Англии помощником военно-морского атташе, рассказывал, как Черчилль остановился возле него и стал принюхиваться.

Вот так и должно пахнуть от моряка, – сказал сэр Уинстон, – одеколоном и коньяком!

И вот Черчилль вплотную подошел к русскому парню в военной форме и разглядывал его.

«Все тоже остановились, и Сталин, конечно. А я был высокий, здоровый, молодой, красивый»,- вспоминательно окает Солоухин.

Да, с такими солдатами вы войну не проиграете! – произнес Черчилль. Но присутствующие выжи

дательно смотрели на Сталина. Он стоял молча, по обыкновению заложив правую руку за борт своей солдатской шинели. И не сразу, через некоторое мгновение, потрогал усы и двинулся дальше. Он не улыбнулся, нет, но так потрогал усы, что все поняли: он доволен. А это было высшей наградой для советского человека. Сталин не сказал ни слова, но на другой день в Кремле построили часть, и младшему сержанту Солоухину генерал объявил благодарность – «за образцовое несение караульной службы и отличную строевую выправку».

Он, конечно, был монарх,- заключил Владимир Алексеевич.- При нем в Кремль свезли царских орлов, трон появился.

Он всегда там стоял,- заметил я.

На почетное место передвинули, – уточнил Солоухин. – Лет десять бы он еще пожил – короновался бы! Ты зря смеешься, – обратился он ко мне. – Авторитет у него был огромный, мир его уважал и боялся, а народ и почитал, и искренне любил. Так что все к этому шло. А оно и неплохо было бы!

Владимир Алексеевич, как говорится, спал и видел торжественный выезд государя-императора из Спасских ворот, и великий коммунист и державник Сталин вполне устраивал его в этой роли.

Никто не знает, что делал Сталин в первый день войны, пишут что растерялся. А это не так.

А что он делал?- спросил кто-то из присутствующих.

Молился о ниспослании победы.- Такова версия Солоухина.

…Помню, его еще вызывали на партийное бюро. Повод- семейная история. На горизонте и в жизни возникла некая юная Прелестница. Замаячил развод с женой, и партийное бюро секции поэтов, разумеется, не могло жить спокойно.

Жена меня к себе не допускает,- заявил на партбюро Солоухин, а я не могу заниматься оно-низмом.

Надо сказать, это заявление встретило молчаливое сочувствие, особенно женской части партийного органа.

Я даю семье 500 рублей в месяц на пропитание. А дочка плачет: «Папа, не уходи!» А что касается

имущества, то коллекцию икон я делить не могу, она цельная. Некоторые иконы в ней не имеют цены – они выше шкалы. Не для партбюро будь сказано, но одну иконку мне подарил патриарх Всея Руси…

Было это в пору напечатанной в журнале «Москва» нашумевшей его повести «Приговор», и он сам находился в ее нерве. В повести как раз шла речь о Прелестнице- он назвал ее Евой. Я попросил экземпляр на память, он ответил:

Принес домой пачку журналов, а жена все сожгла.

В этой повести он обрекает своего лирического героя на смерть от рака – такое у него тогда возникло подозрение к самому себе. Он сильно переживал и даже однажды признался:

Тыщенок тридцать у меня есть на книжке, хватит несколько лет протянуть…

Годы шли, подозрение, к счастью, не оправдалось, и писатели в Доме литераторов злословили по этому поводу. Писатели вообще народ любопытный и, с точки зрения неписателей, люди страшные. Он берег себя, обедал в ресторане Центрального дома литераторов, а после обеда уезжал спать на дачу.

Гость к нам пришел,- говорит он Прелестнице,- поставь на стол чего-нибудь.

Да, мой повелитель,- отвечает Прелестница, подпиливая ноготки и не двигаясь с места. Поговорили несколько минут.

Там у нас бутылочка была,- напоминает он Прелестнице.

Да, мой повелитель,- соглашается она и продолжает пилить ноготки.

Сам принес бутылку и порезал закусь… Время Прелестницы вскоре прошло.

Нет женщины, которая бы стоила больше двух тысяч долларов,- шутя утверждал он.