Солдаты необьявленной войны

За него вступился Адам:

— Вряд ли тот, кто завладел автоматом, остался в городке. Скорее, со своей шлюхой сейчас чешет во весь опор в поселок. Иначе он уже обозначил бы себя. Да и не спец он! Спецы далеко! Здесь же офицерье войск обеспечения. Они не воины!

Кулан ткнул пальцем в грудь провинившегося Вахи:

— В другой ситуации, джигит, я немедленно приказал бы казнить тебя. Но сейчас у нас на счету каждый человек. На этот раз тебе повезло, но ты еще должен заслужить прощение. Адам, выдай ему автомат. Ваха пойдет со мной. Он будет исполнять роль палача, если мне понадобится убирать заложников. Ты понял, Ваха?

Чеченец поклонился:

— Ай, конечно, господин! Сделаю все, что прикажете!

— Эй, Кравцов!

— Я, — ответил замполит.

— Идем в клуб. Поговорим с заложниками. Ты будешь посредником между мной и ними. Устроит тебя такая должность?

— Так точно! Будьте уверены, я буду вам полезен!

— Посмотрим. Идем. Ваха следом.

Ольга вместе с братом и его женой, Еленой, оказалась на первом ряду. По иронии судьбы справа к ней подсадили Людмилу.

Официантка была пьяна, хотя и держалась на ногах.

Увидев рядом с собой Воронцову, воскликнула:

— Ух ты! Надо же! И здесь наши дорожки пересеклись? И надо же было урюкам посадить меня сюда? Это судьба! Ну, привет, что ли, Ольга Дмитриевна?

Воронцова промолчала, отвернувшись к брату. Но Людмила не отстала:

— Ты чего нос-то свой воротишь? Не желаешь со мной разговаривать? А зря! Я много интересного могу тебе рассказать! В том числе и о Кудрееве!

К официантке обратилась Елена:

— Людмила, ну что ты на самом деле? Тут беда такая, а ты?.. Прошу, успокойся! Может, нам вместе умирать предстоит, а ты собачишься! Прекрати!

Людмила фыркнула, но Воронцову оставила в покое, переведя взгляд на сцену. На нее как раз вышел статный, крепкий чеченец в камуфлированной форме. Он встал посередине помоста, широко расставив ноги и положив руки на ремень портупеи, к которой была прицеплена кобура пистолета.

Он обвел взглядом зал. И поморщился. У некоторых женщин на руках были грудные дети, они плакали. Кулан не переносил детского крика. Но пришлось стерпеть. Он громко произнес:

— Внимание! Я — командующий группировкой сил сопротивления независимой Ичкерии «Джихад», борющейся за свободу своего народа, бригадный генерал Аслан Кулаев! Буду краток! Вы, как уже поняли, — заложники! Но мне не нужны ваши жизни, и я никого не трону, если федеральные власти примут те условия, которые им уже выдвинуты. Однако предупреждаю всех! Ради собственной безопасности не делайте глупостей! Подниматься с места и перемещаться по залу можно только с моего разрешения или с позволения того, кто будет находиться на моем месте. Все вопросы, которые возникнут ко мне, следует передавать через посредника, которого чуть позже я представлю вам. Малейшее неповиновение будет караться немедленно. И караться смертью! Сидите спокойно и молите своего бога, чтобы ваши власти проявили благоразумие. Тогда вам ничего не грозит. В обратном случае я не пощажу никого, как не щадили ваши солдаты мирного населения моей многострадальной родины!

Плач детей усилился. Кулан, недовольно оглядев зал и молоденьких матерей, тщетно пытавшихся успокоить своих чад, принял неожиданное решение. Он поднял руку, вновь привлекая внимание к себе:

— Я никогда не воевал с детьми в отличие от ваших доблестных военачальников. И докажу это! Прямо здесь и сейчас! Я вижу, что в зале находится много детей, и не хочу, чтобы они страдали! А посему немедленно отпущу женщин с грудными младенцами и всех детей!

Кулан крикнул за кулисы:

— Адам!

Помощник выбежал на сцену.

Кулаев обратился к нему:

— Ты слышал, что я сказал?

— Так точно, босс!

— Выведи указанную категорию заложников на дорогу, ведущую в поселок! Пусть идут в Дивный! И чтобы никто и пальцем их не тронул, понял меня?

— Понял, босс!

— Выполняй!

Адам подал команду в зал. Женщины с детьми поднялись и покинули клуб.

Кулан же вновь обратился к заложникам:

— А сейчас я представлю вам посредника, который будет осуществлять связь между нами. Вы все его прекрасно знаете! Майор, прошу на сцену!

Из-за занавеса вышел Кравцов.

По залу прошел глухой гул. А Людмила аж рот открыла от изумления, произнеся:

— Ни хрена, кренделя?

Замполит же обратился к своим бывшим сослуживцам и членам их семей: