Солдаты последней империи (Записки недисциплинированного офицера)

Потом он уже в Джусалы заезжал – пива попить, а тех хлопцев оставлял сторожить мешок.

«Восточное отделение Госбанка» находилось на 32-1 площадке и обслуживало потребности десятка окрестных площадок. В одной комнате кабинет начальника, в другой – бухгалтерия, в третьей – за железной решеткой мешки и ящики с деньгами. В нормальных банках их хранили в сейфах, из Госбанка они поступали в мешках, но мышей-то все боятся. Ушлые прапорщики-финансисты приспособились складывать их в подходящие железные ящики из-под н/з, ЗиПа, патронов. Неприкосновенный запас денежных средств хранился в специальных, как-будто литых из железа ящиках.

В каждом ящике, под красной мастичной пломбой с изображением герба СССР и надписью «Госбанк СССР», – миллион.

Деньги предназначались на случай войны, если эта часть страны будет отрезана. Их запаса должно было хватить на несколько лет.

Попасть в этот «гохран» никаких проблем не составляло. Товарищ водил меня посмотреть на деньги.

Оказалось, что миллиард украсть нельзя. Это полтора километра сотенных бумажек, два вагона денег. А миллион – легко. Небольшая куча денег, пол-мешка сотенных, одному человеку унести – нечего делать. Отправка старых купюр в Москву составляла проблему. Учёт был строгий, поэтому воровали по-другому.

Я видел пачки десяток с номерами, идущими подряд. При выдаче несколько таких пачек смешивали. Как объяснял мне один сведущий человек:

– Это не номера, а госшифр. Чем выше достоинство купюры, тем он сложнее: какая республика, когда, кому.

По нему можно, например, определить, что эта сторублевка должна обращаться на Дальнем Востоке, а не в Белоруссии.

В банке была машинка для обертывания денег в пачки. Работала на ней женщина. Она наловчилась «старым кассирским трюком» выкручивать из пачек рубли и трешки. Сгибала пачку вдвое, двумя спичками скручивала наружную купюру в трубочку и вытаскивала. В день у неё выходило по десятке. При получении денег мы обычно не разрывали пачки с рублями и трёшками, а пятерки выкручивать она боялась. Уличили её поздно.

Командир части имел право списывать каждый месяц энную сумму денег, в пределах 600-700 рублей. Деньги на его счет – Вид 1 – поступали с доходов подсобного хозяйства и с экономии, чаще всего на получении чёрного хлеба – солдаты его не ели. Также со сдачи металлолома и драгметаллов. Этого добра у нас, ракетчиков, хватало. Из этих денег закупали товары соцкультбыта, цветные телевизоры, холодильники, финские обои, ковровые дорожки. Если деньги по Виду 1 до конца года не использовались, их сдавали государству. То есть военные финансисты стимулировали воровство: если не воруешь – отдай. Потом начиналось фиктивное списание. «В результате неграмотной эксплуатации» нерадивый солдат «сжигал» холодильник и начальник тыла вез его любовнице. Как-то купили палас в музей боевой славы. Дорожку «в результате неправильной эксплуатации»… сожгли – уронили паяльную лампу.

Ротным также перепадало, можно было взять телевизор из казармы домой и смотреть. Потом, если придерутся, отдать. Обычно командир полка в порчу не верил, а требовал показать вещь.

Начфин полка гордился тем, что никогда не считал на калькуляторе, только на счетах. Когда появились первые, от сети, все сбегались посмотреть, как циферки в окошечках скачут. Считают, а тут электроэнергию отключают. Начинают заново. В советских калькуляторах не было памяти.

Один офицер привез из командировки ресторанный счет и, полый ухарства, подшил его к отчету. На что начфин сказал:

– Хорошо, ты у меня будешь зарплату юбилейными рублями получать.

И выдал ему за два месяца мешок денег. А надо сказать, что и сам начфин не знал, куда деть эти рубли. Металлические деньги банк не принимал, только магазины, как сдачу. Вот и кружили они по гарнизону, пока не подвернулся случай. Наш несчастный подался было в военторг, но там об этом мешке денег (почти тысяча монет!) и слышать не хотели, сами только избавились. Ходил и к начальнику политотдела. Тот было пытался усовестить начфина, но он был непреклонен:

– Зарплату я ему выдал, как положено, советскими дензнаками.

Этим и закончилось.

Как-то начфин Колесников, после беспробудного пьянства ворвался к командиру полка с криком:

– И ты крокодил….

Обычно они все тихие. Кто знал, что этот морально разлагается. Командир полка Валерий Бобровский, видный мужчина, за «крокодила» обиделся:

– Что я ему, Дьячков что ли?

В пятницу сидишь на читке приказа, а начфина дерут, как помойного кота. В армии виноват тот, кто виноват.

Начальство

Начальник штаба Яновский был до такой дурак, что установил в полку громкую селекторную связь. Когда начинал «вещать»:

– Говорит полковник Яновский…

Все дружно кричали в ответ:

– Засунь себе голову в задницу!

Определить кто, не представлялось возможным, на связи одновременно находилось точек сорок. Потом усовершенствовали тактику, начали подносить микрофоны ко рту и к динамику – это превратилось в пытку. Стоит подполковник и дрочит микрофон:

Яновский: Направьте людей в автопарк!

Ответ: Уву-уву-уву-уву!

Яновский: Что? Не слышу!

Ответ: Уву-уву-уву!