Солдаты революции. Десять портретов

На моем столе лежит этот номер газеты, прошедший через подполье, кровавые сражения в Берлине, переживший рейх Гитлера, войну, бомбардировки, разруху. Под заголовком «Роте фане» во всю полосу строка: «Центральный орган Коммунистической партии Германии (союз Спартака)», а внизу в центре: «Редакционное руководство: Карл Либкнехт и Роза Люксембург». На первой странице, занимая две трети, статья Франческо Мизиано: «Перспективы революции в Италии». Перед тем как сдать ее в набор, Роза Люксембург выделила шрифтом несколько главных мыслей автора. Одна из них была сформулирована так: «Буржуазия, мечтающая наживаться на войне, сама себе роет яму, в которой она неизбежно окажется».

5 января 1919 года положение в Берлине резко обострилось. Это не было неожиданностью. После свержения монархии власть перешла к коалиционному правительству, которое возглавили социал-демократы Шейдеман и Носке, давно переродившиеся в оголтелых шовинистов. В это правительство вошли социал-демократы большинства и члены центристской Независимой социал-демократической партии. В начале 1919 года в Германии развернулась борьба за переход буржуазно-демократической революции в социалистическую. Лидеры социал-демократов большинства пошли на союз с реакционной военщиной, чтобы предотвратить социалистическую революцию. К посту президента они привели Эберта, практически возглавившего контрреволюцию. Шейдеман приказал сместить «красного» полицей-президента Берлина Эйхгорна. Это был сигнал к началу жесточайшего подавления революции, уничтожения Компартии. Берлин покрылся баррикадами, начались уличные бои, особенно сильные в районе «газетного квартала», где размещались здания буржуазных газет. Шестого января революционные отряды взяли штурмом здание социал-демократической газеты «Форвертс» на Линденштрассе, а затем в руках восставших оказался весь «газетный квартал».

Отряд, овладевший зданием «Форвертса», состоял из немцев-спартаковцев, группы итальянцев во главе с Мизиано, нескольких швейцарских социалистов, молодой венгерки и одного русского революционера: после Октября он не смог выехать в Россию и теперь решил, что дело русской революции будет защищать в Берлине.

Русского приставили к единственному пулемету, который был у спартаковцев. Он его поднял, как игрушку, почистил, смазал все части, поставил рядом тощую коробку с лентами и сказал: «Ладно, ребята, повоюем!» Был он кряжист, с большими сильными руками, любил старинные песни. Слово «ладно» никто не понял, но улыбка русского всех покорила, и его ни о чем не расспрашивали. Когда человек идет на смерть за идею, паспорта у него не требуют...

Чтобы помочь защитникам здания газеты «Форвертс», Центральный Комитет КПГ направил на Линденштрассе пополнение во главе с членом ЦК Евгением Левине. Вражеское командование также подтянуло силы и начало ожесточенный штурм. Бои развернулись на крышах многоэтажных зданий. В этом кольце, в самой гуще сражения, был Франческо Мизиано.

Через пятнадцать лет после описываемых событий, 26 июня 1934 года, в здании «Межрабпомфильма» в Лиховом переулке в Москве чествовали старого бойца революционной гвардии. С воспоминанием выступил участник берлинских боев, сын Карла Либкнехта Вильгельм Либкнехт. Говорил он по-немецки. Речь его записана, дошла до наших дней.

«С Франческо Мизиано, — рассказывал Вильгельм Либкнехт, — я встретился впервые сразу же после того, как группа Левине пробилась в осажденный дом «Форвертса». Это произошло в одной из редакционных комнат, где готовили новую газету «Красный Форвертс», которая должна была выпускаться вместо социал-демократического органа...

Наше положение было чрезвычайно трудным. Контрреволюционное командование стянуло в Берлин свои силы. Кольцо вокруг здания «Форвертса» все сжималось. Через несколько дней наша связь с внешним миром практически была полностью прервана... Мизиано и его отряду было поручено перейти на верхний этаж, а затем на крышу здания, взять под обстрел Якобштрассе, ведущую непосредственно к нашей обороне, не допустить туда врага.

В первую же ночь я пробрался на верхний этаж. Там был настоящий бивак. Мизиано и его группа имели пулемет и старые ружья. Итальянцы устроились довольно «уютно». Как только выпадала свободная минута между боями, они шутили, пели, дискутировали. Никто не терял присутствия духа...

Тем временем бои принимали все более ожесточенный характер. Стало ясно, насколько невыгодно наше положение: мы были в ловушке. Пробиваться через прилегающие улицы было бессмысленно — их заняли вражеские войска. Нас ждало полное уничтожение. Высокие дома мешали нам обстреливать противника, в то же время вражеские минометы пробили бреши в верхних этажах «Форвертса». Группа Мизиано перешла в нижние этажи.

Когда Франческо спустился к нам, то мы обратили внимание на то, что его русская меховая шапка прошита пулями в четырех местах. К счастью, шапка не была глубоко надвинута, снайперские пули прошли чуть выше головы...»