«Центральный комитет и тысячи участников борьбы против фашизма в Болгарии выражают искреннее соболезнование по случаю смерти Семена Максимовича Мирного. Болгарскому народу он был известен своим отношением революционера и интернационалиста, оказывая большую помощь болгарским антифашистам и особенно болгарским политэмигрантам в 1919—1925 годах... Болгарский народ потерял большого друга. Его жизнь будет служить светлым примером для болгарских трудящихся и борцов против фашизма и капитализма».
Время не властно затмить память о коммунисте-борце.
Идут и идут письма в Москву на Каляевскую улицу. Идут письма к его сестре. Из Софии пишет Тодор Чакрой: «Я всегда буду хранить память о Семене Мирном, нашем мужественном брате». Делятся своими воспоминаниями о нем офицеры и солдаты Великой Отечественной войны, говорят о его мужестве, скромности и верности долгу. Вспоминают и те, кто долгие годы работал бок о бок с ним в Ленинской библиотеке в Москве и лишь теперь с почтительным изумлением понял, что именно он собрал там второй в Европе по значимости и масштабу фонд скандинавской литературы. И вот еще одно послание из многих: «С чувством большой любви и уважения я вспоминаю свои встречи с Семеном Максимовичем Мирным и высоко ценю его личный вклад в дело укрепления Советского государства и международного признания выдающейся роли Великой Октябрьской социалистической революции».
Это строки из письма Ивана Дмитриевича Папанина. Да, память людская продолжает жизнь человека!
Весной, когда солнце сгоняет снег и над Новодевичьим монастырем в Москве стоит тихий птичий гомон, на дорожках усыпальницы появляется много людей. Они идут к тем, кто всегда остается с нами — ведь память сердца не знает забвения.
Часто люди останавливаются у колумбария старых большевиков. Там, за скромной плитой, покоится прах большевика-интернационалиста Семена Максимовича Мирного. У подножия стены всегда живые цветы.
Уже не первую весну у колумбария появляется юноша. Он приходит с букетом красных гвоздик. К цветам приколот белоснежный листок, на котором начертаны слова:
«Незабвенному другу моего народа, студенту Софийского университета, от болгарина, студента Московского университета».
Юноша молча стоит у стены. Потом, поклонившись праху усопшего, оставляет колумбарий и сливается с молчаливым людским потоком.
Повесть о князе Кугушеве, беспартийном большевике
На широких просторах Уфимской губернии, своими нагорьями прильнувшей к Уралу, в давние царские времена раскинулись угодья князя Александра Иовича Кугушева.
Предки Кугушева еще со времен царя Алексея Михайловича гнездились в Тамбовской губернии и происходили от знатного татарского рода. С веками род обрусел, и Александр Иович считался русским князем. Он принимал участие в Севастопольской обороне, был там ранен, вместе с генералом Скобелевым совершил поход в Коканд, завоевывал Хивинское ханство и Бухару. Вернувшись в родные места, женился на богатой невесте Шахуриной, тоже татарского происхождения, получив в приданое золотые прииски на Урале.
В конце прошлого века Александра Иовича потянуло с Тамбовщины на Урал. Земля в Приуралье тогда была мало обжита. Чтобы приобрести землю, дорого платить не приходилось: поставь «миру» ведро водки и бери, сколько хочешь. Так что князь Кугушев за здорово живешь стал одним из крупнейших землевладельцев. В этой семье в первые дни 1863 года и родился Вячеслав.
Вячеслав Кугушев прожил долгую жизнь. Он был уже подростком, когда русские солдаты на Шипке и под Плевной добывали свободу болгарам. И дожил до того счастливого дня, когда немецко-фашистские захватчики были изгнаны почти со всей советской земли. В августовский день 1944 года родные и друзья проводили Вячеслава Александровича Кугушева в последний путь на Новодевичье кладбище в Москве.
В конце 30-х годов нашего века по просьбе некоторых учреждений Кугушев написал свою автобиографию. Ее, как и множество других документов, сохранила жена и друг Вячеслава Александровича Анна Дмитриевна Цюрупа-Кугушева, родная сестра Александра Дмитриевича Цюрупы. Вспоминая свое детство и отрочество, Кугушев писал: «Мать умерла через неделю после родов. Отец отсутствовал, отдаваясь целиком стяжательству. Я, старший брат и сестра росли одиноко среди чужих, наемных, часто меняющихся людей.
В период пробуждения сознательности основной установкой реакционно настроенного отца было оградить детей от передовых течений общественной мысли.
Из 4-го класса Уфимской классической гимназии отец отвез меня и брата в Питер, в Первую военную гимназию, где, как он полагал, мы лучше будем ограждены от «превратных мыслей».
Четырехлетнее учение в военной гимназии явилось просветом: военные гимназии, особенно столичные, в то время хорошо были обставлены педагогическими силами.
Разгар крепостнической борьбы, выстрелы Засулич, убийство Мезенцова, взрыв в Зимнем дворце и другие акты террора будили юную мысль и заставляли искать ответов на «проклятые вопросы».