Солдаты Вермахта. Подлинные свидетельства боев, страданий и смерти

Поэтому относительные рамки солдата во время войны отличаются от любой роли в гражданской жизни безальтернативностью. Один из подслушанных солдат сформулировал это в разговоре со своими товарищами так: «Мы — как пулемет. Оружие для ведения войны» [26]. Что и с кем кто-то в качестве солдата когда-либо должен что-то делать — не подлежит собственному восприятию, оценке и решению; пространство в котором может толковаться приказ по собственной оценке и компетенции, чаще всего очень мало. В этом смысле ролевые части сильно отличаются от относительных рамок: их значение может быть исчезающе малым среди плюралистических условий гражданской жизни, или абсолютным в условиях войны или другой экстремальной ситуации. При этом составные части разных ролей в военном контексте могут наслаиваться, а именно в двух направлениях: компетентность геодезиста при ориентировании на местности может оказаться спасительной, и наоборот, знание гражданских профессий в контексте войны и массового уничтожения может оказаться смертельно опасным. Здесь можно подумать об инженере Курте Прюфере из эрфуртской фирмы «Топф унд Зёне», работавшем с большой энергией над проектом наиболее эффективных печей крематория для Аушвица, которые в свою очередь позволили повысить число ежедневно убиваемых [27]. О другом случае наслоения ролей сообщает одна женщина, работавшая стенографисткой-машинисткой при начальнике полиции без-опасности в Варшаве: «Когда в Варшаве застрелили одного или двух немцев, начальник полиции безопасности Хан приказал советнику криминальной полиции Штамму расстрелять определенное количество поляков. После этого Штамм отдал распоряжение девушкам в своей приемной принести подходящие документы из некоторых рефератов. Тогда в приемной выросла огромная кипа папок. Если, например, там лежало сто дел, а расстрелять должны были только 50 человек, то кто будет расстрелян, зависело от усмотрения дам в приемной, от того, какие дела они вытащат. Иногда бывало, что делопроизводитель из реферата прибавлял: «Этого и вот этого в расход, чтобы грязи было поменьше». Такие выражения можно было услышать очень часто. Я ночами напролет не могла уснуть от мысли о том, что от дам в приемной зависит, кто будет расстрелян. Так, например, одна из них сказала другой: «Ах, Эрика, кого нам еще взять? Вот этого, или вон того?» [28]

Невинная сама по себе деятельность может вдруг стать убийственной, если изменятся ее относительные рамки. Еще Рауль Хильберг указывал на этот потенциал исполнения, основанного на разделении труда: каждый сотрудник полиции порядка мог «быть надзирателем гетто или железнодорожного эшелона. Каждому юристу Имперского управления безопасности могло быть поручено руководство айнзацгруппой, каждый делопроизводитель финансовой части главного административно-хозяйственного управления рассматривался естественным кандидатом на службу в лагере уничтожения. Другими словами, все необходимые операции выполнялись силами имеющихся в распоряжении кадров. Где бы ни намеревались провести разделительную линию активного участия, всегда машина уничтожения представляла примечательную репрезентативную выборку немецкого населения» [29]. Если перенести сказанное на войну, то это значит, что каждый механик мог ремонтировать самолеты, которые своим смертоносным грузом убивали тысячи людей, каждый мясник, работавший на предприятиях снабжения, участвовал в разграблении оккупированных территорий. Пилоты Люфтганзы на пассажирских самолетах FW200 во время войны тоже участвовали в дальних полетах, но на этот раз не для перевозки пассажиров, а для того, чтобы топить в Атлантике британские торговые суда. Поскольку деятельность сама по себе не изменилась, носители ро-лей, как правило, не имели повода задумываться о моральной стороне дела или, например, отказываться от своей работы. Она же осталась прежней.

Как уже говорилось, в тотальных учреждениях относительные рамки почти безальтернативны. Это относится уже к солдатам, проходящим военную службу, в еще большей степени — во время войны, но еще больше — в бою.

Можно поразмышлять над тем, что такая длительная, всеохватывающая и с многих точек зрения беспрецедентная война, как Вторая мировая, уже сама по себе имеет «характер чрезвычайно сложного, трудно обозримого события [30].

Для отдельного участника, находившегося в одном из мест происходящего, чрезвычайно трудно ориентироваться соответствующим образом. Отсюда приказ и группа субъективно важнее: они обеспечивали ориентирование там, где ориентиров вообще не было. Важность группы товарищей для собственных потребностей ориентирования возрастает с опасностью ситуации, в которой находится человек. Группа становится тотальной группой.