Солдаты Вермахта. Подлинные свидетельства боев, страданий и смерти

Он повалился — готов, всё, больше ни выстрела, стволы торчат кверху. Потом коротко обработал правый мотор, он загорелся. А потом прошелся пушками по левому мотору. При этом, скорее всего, зацепил пилота, — я довольно долго жал на гашетку, а потом он, полыхая, остался внизу. И тут позади появились 25 «Спитфайеров», погнались за мной. Я от них удирал до Арраса.

КОХОН: А где приземлился?

ФИШЕР: Опять на своем аэродроме. Они потом вынуждены были повернуть назад, они не могли лететь так далеко из-за горючего. После этого я снова отправился на Сен-Омер. «Бристоль-Бленхейм» я прикончил точно так же. Сначала сзади я выстрелил по двигателю. А кормовой стрелок стрелял постоянно то слева, то справа от меня. Раз я взял правее, начал стрелять, тогда он открыл по мне огонь как сумасшедший. Я снова ушел левее, а когда принял влево, нажал на гашетку, с него слетел «фонарь», потому что я нажал на гашетку пушки. Он слетел, а тот лежал там и был уже убит. Я пристроился сзади за боковым двигателем, потом зашел за хвост, повторил ту же штуку со стабилизатором, и «мельница» полетела кувырком [172].

Схожие по структуре истории можно было бы услышать от байкеров или спортсменов экстремальных видов спорта. И действительно, упоминания об убитых в историях носят лишь характер примечаний в описаниях. У жертв в этих историях никогда нет определений, в описаниях пилотов они выступают точно так же, как начали воспроизводиться только полвека спустя в эстетике компьютерных игр и особенно в «эго-шутерах». Поскольку это сравнение не анахронизм, когда как при фиктивном, так и при реальном сбивании речь идет не столько об определенном результате, сколько о самом процессе. Он стоит и падает в зависимости от искусности и реакции летчика, соответственно игрока; результатом является «счет», а именно подсчитанные сбивания разного рода. Необходимо заметить, что этот состязательно-спортивный характер, соединенный с типично мужским восхищением техникой, является частью относительных рамок; жертва как индивидуум или часть коллектива совершенно не имеет важности. Рассказчикам, как можно в любом случае заключить по полному отсутствию замечаний и суждений, совершенно все равно, в кого они попали, главное — что попали, и при этом могут рассказывать хорошие истории.

БИБЕР: А что вы обычно атаковали днем? Какие цели?

КЮСТЕР: Как когда. Было два вида налетов. Первый — это налет с целью разрушения, тогда мы атаковали военные предприятия и тому подобное.

БИБЕР: Всегда на одной и той же «мельнице»?

КЮСТЕР: Да. И еще были беспокоящие налеты, это когда все равно, смешаешь ли ты с землей рыбацкую деревню, небольшой городок или что-то вроде того. Тогда тебе указывают цель: «Атаковать такой-то город». И если ты не попадешь, отбомбишься где-нибудь еще.

БИБЕР: А у тебя не было ощущения, что эти налеты для разрушения и беспокоящие налеты существенно не различались?

КЮСТЕР: Налеты для разрушения — да. Мы совершили один на Норвич, было здорово.

БИБЕР: Что, прямо так разрушили целый город?

КЮСТЕР: Да. Мы должны были подлететь и атаковать определенный завод, но…

БИБЕР: Что, прямо так и было сказано, что за завод?

КЮСТЕР: Да-да. Было точно указано.

БИБЕР; А что там расположено в Норвиче?

КЮСТЕР: Норвич — это завод по производству запчастей для самолетов.

БИБЕР: Так это вы его должны были бомбить?

КЮСТЕР: Да-да. Мы уже подлетали, когда начался дождь. Дальше 200 метров ничего не видно. Как раз вышли над Норвичем, главный вокзал, но было уже поздно. Нам надо было чуть раньше уйти немного влево. Тогда нам пришлось заложить очень крутой вираж, почти на 80–95 градусов. Смысла в этом не было, потому что они уже все знали. Мы полетели прямо, и пер-вое, что мы увидели, был такой странный фабричный корпус. Я сбросил бомбы. Первая попала в корпус — остальные на территорию завода. Это было часов в восемь утра или в половине девятого.

БИБЕР: А почему вы не отбомбились по вокзалу?

КЮСТЕР: Вокзал мы увидели слишком поздно. Мы подошли с востока, а вокзал находится как раз на окраине города. (…) Потом мы обстреляли город, знаешь, по всему, что шевелилось, по коровам и лошадям, дерьмо, мы стреляли по трамваю, по всему. Было здорово. Никаких зениток, ничего там не было.

БИБЕР: А что, вам объявляли цель накануне днем?

КЮСТЕР: Вообще-то заранее ничего не сообщалось. Тогда каждый разрабатывал такие вещи, например, цели для беспокоящих атак и тому подобное. Каждый по своему интересу что-то разрабатывал, то, что ему больше нравилось. Это передавали экипажу. И, когда говорилось, в таком-то и таком-то районе погода благоприятная, тогда у каждого экипажа спрашивали: «У вас есть какая-нибудь особая цель?» [173]