Солдаты вышли из окопов…

— Что он делает? Боже мой, что он делает! — с отчаянием повторял генерал. — Это же черт знает что такое!

Когда ученье закончилось и офицеры собрались вокруг инспектора, тот, нервно огладив усы, заговорил:

— Очень плохо, господа! Удручающе плохо. Я хотел бы обратить ваше внимание на действия командира третьей роты. Первая ошибка его в том, что он неправильно расположил свой боевой порядок. Два взвода у него в цепи, два в резерве, когда достаточно было оставить один, — и под огнем эти взводы идут колоннами. К местности рота совершенно не применялась. Перебежки под огнем надо было вести звеньями или даже в одиночку с тем, чтобы, накопившись вблизи неприятеля, подготовиться к решающему удару. А перебегали, почти не пригибаясь. Залегая после перебежек, не окапывались — это значит, что многие были бы перебиты. Возмутительно!.. Наконец, штыковой удар начался без подготовки огнем и с такого расстояния, что если бы даже солдаты не задохлись от бега на столь большую дистанцию, то их перестреляли бы всех, пока они добежали до «противника». Только две-три роты, и в первую очередь десятая, командира которой считаю своим долгом поблагодарить, — он поклонился в сторону Васильева, — действовали грамотно. Остальные совсем слабы, их необходимо переучить, господа.

Прибыл начальник дивизии генерал Потоцкий, с нафабренными усами над дряблыми старческими щеками. Вокруг инспектора тесно сгруппировались начальник дивизии, его адъютант, командир полка и старшие офицеры.

— Тяжело подводить итоги инспектирования, — говорил желчный генерал. — Имея своим вероятным противником такую превосходную армию, как германская, мы сильно отстали от нее в военных учениях. Нельзя жить тем, чем жили и довольствовались в японскую войну. Артиллерия хороша, но плохо взаимодействует с пехотой, а во взаимодействии всех видов оружия, как вы знаете, — залог победы. Уж очень большое значение, господа, вы придаете штыковому удару, забывая, что сила огня настолько возросла, что нужен маневр. Да, да, господа, маневр! Необходимо подавлять огонь противника своим огнем, прежде чем вести пехоту в атаку. И, наконец, в частях, как я убедился, много времени отдают шагистике в ущерб полевым занятиям, мало внимания уделяют одиночной подготовке бойца, а ведь русский солдат — лучший в мире. Он побеждал с Суворовым, Кутузовым, он всегда грудью защищал царя и отечество от врага.

Желчный генерал, не старый еще человек, бывший русский военный атташе в Германии, хорошо знавший опыт иностранных армий и любивший военное дело, имел неприятности в Петербурге, когда вносил свои предложения по реорганизации русской армии. Добившись аудиенции у военного министра Сухомлинова, генерал представил свой доклад, причем имел неосторожность заявить, что теперешнее состояние армии внушает ему серьезные опасения.

Сухомлинов, красивый, надушенный старик с седыми усами, посмотрел на него с выражением скуки и сказал:

— Предоставьте нам, прошу вас, все знать и обо всем заботиться, что касается армии. Могу вас заверить, что армия в блестящем, соответствующем ее назначению и задачам положении и обеспечена всем необходимым. С этим изволил согласиться и государь император.

Окончательно уничтожив этими словами желчного генерала, Сухомлинов небрежно отодвинул в сторону его доклад и, не подавая руки, простым наклоном головы отпустил его.

Начальник генерального штаба, к которому затем обратился генерал, встретил беспокойного посетителя очень сухо и вскоре же спровадил его в провинцию инспектировать армию.

Максимов, плохо разбиравшийся в вопросах внешней политики, выразил предположение, что как бы России не пришлось драться с немцами и англичанами, которые завидуют ее могуществу. Инспектор, глядя на провинциального полковника, сухо ответил, что вряд ли нам придется воевать с англичанами.

На обеде у командира полка он стал еще откровеннее и, маленькими глотками попивая вино, рассказал, желчно улыбаясь, о том, что недавно армии отказали в совершенно необходимых средствах на увеличение числа пулеметов, но зато утвердили штаты на содержание церковных причтов в полках. И, понизив голос и все потягивая маленькими глотками вино, сообщил о новых корпусах, которые должны быть в скором времени сформированы, и добавил, что очень важно провести эту меру до того, как начнется война.

— Значит, скоро воевать? — довольным тоном спросил Максимов, убежденный в том, что тогда он скорее получит генеральские погоны. — Ну что же, мы готовы!

6

Ночь была тихая. За дорогой пропали желтые лагерные огоньки. Солдаты шли под откос, в черную бездну, казавшуюся морем, по которому темными волнами плескался теплый воздух, шли тесно, чтобы не оторваться друг от друга. Винтовки были взяты на ремень. И когда сверкнул вдали острый, недобрый луч прожектора, пробивая толщу тьмы светлым, непомерно длинным копьем, на мгновение показался строй штыков, похожий на невиданный всход серых колосьев.