Солдаты живут

— А ты подумай. Ты могла остаться дома и там погибнуть. Или пройти через ад. Или стать пленницей, а не моей гостьей. А это означает, что каждый твой день мог стать таким же, как тот, когда ты пострадала. Многие наши парни до сих пор считают, что ты слишком легко отделалась. И это напомнило мне о другом законе природы. Едва ты покидаешь круг люден, согласных считать тебя не такой, как все, ты становишься обыкновенным человеком. Просто телом. А для женщины такая ситуация вряд ли приятна. По сути, здесь, где командуют женщины, тебе намного лучше, чем где бы то ни было.

Аркана ушла в себя, очевидно, решив, что я ей угрожаю. Но у меня и в мыслях такого не было. Я просто размышлял вслух. По-стариковски.

— Если тебе нужно на ком-то отыграться, — сказал я ей, — то поставь Громовола первым в списке.

— Она — единственная связь, которая у меня осталась, с большей частью моей жизни, — проговорила Госпожа. — И единственная связь с моей семьей.

Ручей делает внезапные повороты.

— Если ты как-нибудь сумеешь ее спасти, то она, поправившись, первым делом постарается отрезать тебе ноги ниже колен и заставит плясать на обрубках.

Тобо хотел было что-то сказать, но я велел ему помолчать. Мы уже несколько раз обсуждали судьбу Душелова. И его мнение окрашено кровью.

— Знаю-знаю. Но всякий раз, когда я оглядываюсь вокруг, мне начинает казаться, что ушел кто-то еще и мы становимся все более чужими…

— Понимаю. Я сам перестал ориентироваться во времени после смерти Одноглазого. От моего прошлого ничего не осталось. — Последним напоминанием о нем стал Мурген. Мы с Госпожой избрали свой путь и теперь стали беженцами — бежали из своего места и времени. Впрочем, почему я так поздно этому удивляюсь? Ведь Отряд всегда был тем, чем остается, — сборищем утративших родину и надежду беглецов и изгоев.

Я вздохнул. Неужели я вскоре начну создавать другое прошлое в качестве душевной поддержки?

Я опустился на колени рядом с Госпожой.

— Думаю, она вряд ли протянет больше недели. Мне уже с трудом удается ее кормить. И еще труднее заставить ее удержать съеденное. Но я придумал, как оттянуть ее кончину. И может, даже поставить правильный диагноз.

Госпожа уставилась на меня так пристально, что я вздрогнул, припомнив старые времена, когда я был пленником Госпожи в ее Башне в Чарах, а она устремляла на меня Око Правды.

— Я слушаю.

Я заметил, что даже сейчас она далека от сестры. Всеми ее чувствами руководил эгоизм. Она хотела сохранить жизнь своей безумной сестрице, но исключительно для своей выгоды.

— Мы можем отвезти ее к Шевитье. Мы ведь знаем, что он может вылечить Ревуна…

— Это он сказал, что может. Сказал то, что мы хотели услышать.

И что хотел услышать Ревун. Меня-то здоровье этого огрызка не волновало. На мой взгляд, мир без него станет только лучше.

Тон Госпожи противоречил ее словам. Во мне вспыхнула искра надежды.

— Пусть Ревун доделает новый ковер, — сказал я, — и тогда мы сможем слетать на равнину, вылечить Ревуна и выяснить, что Шевитья может сделать для Душелова. Но даже если ничего, мы сможем поместить ее в ледяную пещеру до тех пор, пока у нас не найдется время выяснить, что же с ней случилось. Это станет серьезной задачкой для Тобо.

Я предпочел бы поступить именно так, посчитав, что, когда мы засунем Душелова в пещеру, Госпожа со временем потеряет к ней интерес. А общий эффект станет таким же, как если бы мы ее убили прямо сейчас. Госпожа при таком раскладе может и дальше цепляться за свои семейные корни, делая вид, что в один прекрасный день вернется к сестричке и оживит ее.

— Мне нравится эта идея, — согласилась Госпожа. — Я узнаю, насколько быстро Ревун сможет изготовить ковер.

— Хорошо. — Я приподнял веко Душелова. И не увидел ничего обнадеживающего. У меня создалось впечатление, что ее внутренняя сущность покинула тело и теперь где-то бродит, потерянная и одинокая. Возмездие, мог бы сказать Мурген, если это так.

Едва Госпожа вышла, Тобо сказал:

— Ты сказал ей не все, что думал. Я прав?

— Да? — Я пожал плечами. — Есть у меня парочка идей. Но кое-что нужно обсудить с Капитаном.

И тут Шукрат сказала такое, что лишило ее в моих глазах образа глупенькой блондиночки:

— А знаешь, ведь Душелов проделала такой долгий путь сюда с севера по той же причине, по какой Госпожа теперь хочет сохранить ей жизнь. Могу поспорить, что если бы она очень сильно захотела, то смогла бы убить вас всех, когда ей вздумается.

Я уставился на нее. Посмотрел на Тобо. Потом снова на нее.

Шукрат покраснела. И пробормотала:

— Никто из них так и не научился говорить: «Я люблю тебя».

И я ее понял. Именно поэтому Гоблин и Одноглазый столько лет устраивали друг другу подлянки, только не такие смертельно опасные. Когда были трезвы. И именно это я постоянно видел среди братьев по Отряду, которые не могли — или верили, что не осмелятся, — выразить свои истинные чувства.

— Только эта парочка даже не знает, что им нужно это сказать, — ответил я.

81. Тенеземское воинское кладбище. Прощание

Лозан Лебедь сунул голову в палатку: