Соленый берег

Боцман беспокойно завозился и, не сводя с меня глаз, как будто на лбу что-то страшное увидел:

— Да ничего работают. Справляются.

— Ну хорошо, ты их совсем к палубе припиши. Вчера номерную оформили. Пусть теперь при тебе будут.

— Спасибо, Егор Иванович!

— Ладно. Не за что.

Я разулыбался как дурак, забыл даже, что Степаныч рядом.

— Поздравляю, — сказал сипло Степаныч, когда Жмакин отошел, — с тебя причитается.

— Да? Это с тебя причитается.

— Чего?

— Белил давай.

— Ну-ну… Дам. Ты, это, — боцман оглянулся, — ты забудь вчерашнее. Мозгами раскинь, работать вместе… Вишь, вон в карьеру пошел. Тебе сейчас не с руки шуметь. Да и лучше, когда со мной по-дружески жить. Ты меня не трогай, а я уж тебя не обсчитаю.

Я из-за этого Степаныча злостью будто пеплом обсыпаюсь. До чего ворюга занудный. Будто на базаре со мной красноперку торгует.

— Белил давай. Некогда мне тут с тобой разговорами заниматься.

— Ох, Славка, не ершись. Колючки-то посбивать можно. Повидал я таких…

Через полчаса мы с Колькой были в душе. И под горячими нитками воды, с треском бившими по телу, порадовались за подзор, за «Маныч», за наконец-то законный второй класс, за то, что мы теперь настоящие матросы.

Вечером, когда с летней площадки Дома офицеров флота ударил духовой оркестр и разом ожил и зашевелился народ в парке, мы с Колькой сошли на берег.

Моряк вразвалочку
Сошел на берег,
Как будто он открыл
Пятьсот Америк…

Примерно так мы и выглядели, хотя до наших Америк нам еще было далеко. Колька начал высматривать свою Олю, а я торчал рядом. Прошло уже больше получаса, а Оли все не было. Мне показалось, Колька выше ростом стал — шею все тянул, выглядывая свою любовь. Отведали мороженого, — выпили по стакану газировки — развлекались как могли. Она подошла стремительно, и не с той стороны, откуда ждали; и с ней подружка.

— Привет!

— Привет!

— Давно стоите?

— Да, — сказал Колька, — как на вахте.

— Ну молодец. — Оля от удовольствия покраснела и искоса взглянула на подружку. Мол, знай наших.

— Ты друга-то моего познакомь с девушкой.

— Клава.

— Слава.

Знакомство у нас получилось лягушачьим, точно проквакали друг другу. Но Клава, видимо, не обратила на это внимания, рылась в сумочке, зыркала по сторонам. Наверняка не заметила, что ее с кем-то познакомили. Ей было не до меня.

У входа на танцплощадку — изломанная нетерпеливая очередь. Теснота такая, что, кажется, народ не танцует, а переминается с ноги на ногу, не зная, куда себя деть. Наши девушки раскраснелись и как зачарованные уставились на эту картину. Клава наконец нашла в сумочке то, что искала — расческу, и стала нервно прихорашиваться. Волосы у нее длинные, ленивой, плавной волной падают на плечи.

Скучно стоять в очереди. Рядом крутилось колесо обозрения.

— Может, покатаемся, — предложил я Клаве.

— Ну, ты как ребенок.

— Почему?

Не отвечая, она припала к решетке, ограждающей танцплощадку, и крикнула:

— Саня!

Из толпы танцующих выдернулся какой-то тип в курточке и помахал ей рукой. Я узнал его. Это был Саня из семнадцатой.

— Привет, Клавчик! Кого это ты подцепила?

Клава засмеялась, будто, ее пощекотали, развела руками: мол, откуда мне знать, Саня.

Он шел к нам, будто шел по колено в воде, тяжело, лениво.

— А, так это наш мальчик! — сказал он, улыбаясь. — На танцы потянуло, на девочек. Каков моряк, — добавил он с издевкой и подмигнул Клаве. Та хихикнула, не сводя с Сани счастливых глаз.

— Ты знаешь, Клавка, твой моряк плавает по каютам турбоэлектрохода «Маныч» — это где бичи наши отираются.

Клава захохотала, вольно открыв большой рот, не отрывая глаз от Сани, будто меня не было. Саня с ней шутил — она ему смеялась.

— Последний раз, если не ошибаюсь, этот парень мерил носом глубину в моей каюте. За окурками нырял, вроде того… А может, наш мальчик за заграничными шмутками плавал?

У Клавы от смеха начало что-то взрываться в груди. Проходящие парочки смотрели на нее с испугом.

— Что тебе нужно? — сказал я Сане. — Скажи, что тебе нужно?

— Мне что-то нужно? — удивился Саня. — Клавка, что мне от него нужно?

Клавка, уткнувшись лицом в сумочку, тряслась.

Саня вдруг сделал скучающее лицо, положил Клаве на плечо руку и сказал:

— А вообще-то, мне от тебя кое-что нужно.

— Ну?

— Мальчик, тебя действительно еще учить да учить… Разве серьезные дела при народе проворачивают? Удалиться необходимо.

Я оглянулся. Колька с Олей сидели в стороне на скамеечке и, не поднимая головы, о чем-то шушукались.

— Кореша своего не буди. Без него управимся.